Лицо его было серьезно. Когда я осторожно коснулась пальцами его щеки, Оливер вздрогнул во сне.
Я тоже вздрогнула. Боже мой, что же мы наделали!
«Вы вели себя непристойно», — довольно нахально сказал кто-то внутри меня.
К сожалению, я отчетливо помнила большую часть того, что произошло. Все, если быть до конца честной. Без остатка.
По рукам снова побежали мурашки. Почему я должна была прожить так долго, прежде чем пережила такое? Все мое так называемое добропорядочное воспитание с этого момента было перечеркнуто.
А может быть, в этом было немного и вины Штефана. Я даже в мыслях никогда не держала ничего подобного.
Оливер застонал во сне и повернулся на бок. Я задумчиво рассматривала его затылок. Ранним утром его волосы напоминали скорее шотландский ландшафт, нежели кочан цветной капусты. Мне захотелось погладить его по голове, запустить в его волосы пальцы, но я удержала себя. В конце концов я уже натворила достаточно.
После вчерашних открытий мой собственный мир раскололся, словно зеркало. Мой мир, но не мир Оливера. Я не должна была увлекать за собой в бездну Оливера, бедного, ни в чем не виноватого Оливера, женатого на Эвелин, которая, кажется, ждала от него ребенка.
Я села на кровати. Как я могла забыть об этом? Я даже не спросила, что показал тест на беременность, прежде чем наброситься на Оливера, словно изголодавшаяся нимфоманка.
От стыда кровь ударила мне в лицо. Я действительно была самой последней дрянью! Как я смею осуждать Петру за то, что она окрутила Штефана? Я сама ничуть не лучше.
Я выпрыгнула из постели и тихо прошмыгнула в ванную. Я ни за что не хотела оставаться в постели, когда Оливер проснется. Все случившееся определенно покажется ему еще более омерзительным, чем мне. Попытка представить, как мы сидим друг напротив друга за завтраком, привела меня в дрожь. А ведь Оливер вчера к тому же был абсолютно трезв.
Было только половина восьмого, когда тарахтящий «ситроен» доставил меня в питомник, и, конечно, в магазине еще никого не было. Мне это было только на руку. Я быстро скрылась в оранжерее номер три и занялась своими ненаглядными самшитами. Формирование кроны у самшитов было одним из самых любимых моих занятий. Щелк-щелк садовыми ножницами, и маленькие веточки и листочки падают к твоим ногам на землю, распространяя вокруг совершенно неповторимый аромат, типичный только для этих растений. Мои нервы понемногу успокоились.
От моих медитаций меня оторвал приход господина Кабульке.
— Д-д-д-доброе утро, — произнес он.
Под глазами у старика четко обозначились темные круги. В остальном он выглядел довольно бодро.
— Что здесь вчера произошло? — спросила я так строго, как могла.
— Пожилые господа покурили нашего урожая, — ответил господин Кабульке. — Я тоже. Госпожа Гертнер п-п-п-показала нам, как делаются такие вещи.
— Очень мило с ее стороны, — иронично заметила я.
— Это был очень веселый вечерок. Только моя жена теперь, к сожалению, на меня злится.
— А вы принесите в следующий раз и ей косячок, — сострила я.
— К сожалению, это невозможно, — вздохнул господин Кабульке. — Она, бедняжка, некурящая. Но госпожа Гертнер уже выразила готовность поделиться со мной рецептами приготовления разных блюд и выпечки с семечками. Это тоже может доставить удовольствие.
— В этом я могу вам поверить, — сказала я. — А что же будет дальше со всем урожаем конопли?
— Пожилые господа собираются купить его у нас оптом, — ответил господин Кабульке.
— У нас? — словно эхо повторила я.
— Конечно, у нас, — вставила Эвелин. Она стояла в дверях и выглядела, как всегда, великолепно. — Я думаю, мы разделим прибыль на троих. Треть получу я, потому что идея была моя, треть получит господин Кабульке, потому что помогал мне и делал всю работу по уходу, а треть принадлежит тебе, потому что ты хозяйка этой оранжереи.
— Нет, спасибо, мне ничего от этого не надо, — сказала я.
— Я надеялась на это, — проговорила Эвелин. — Тогда я возьму себе две трети. В конце концов, все расходы были моими.
— А старые меш… пожилые господа действительно купят у тебя все оптом? Все семь килограммов?
— Так точно, — подтвердила Эвелин. — Только ни в коем случае нельзя посвящать в это дело Фрица. Этот разом разрушит все дело и сожжет весь урожай.
— Но семь килограммов им не выкурить за всю жизнь, — усомнилась я.
— Это их дело, — сказала Эвелин. — Главное, что мы избавимся от товара. Впрочем, я немного сохраню для себя. Поэкспериментировать с выпечкой, например.
— Непременно следует это сделать, — заявил господин Кабульке.