– С полным нашим удовольствием! – пробасил за спиной Сабинина великан. – Вставай, расселся тут…
– Да подождите! – воскликнул Сабинин. – Вы думаете, идиоты, что все у меня вытрясли? Ладно, черт с вами, в таком положении не торгуются… Хотите еще? И не эти жалкие сотенные, за хорошие деньги? Только отпускаете живым…
Какое-то время царило напряженное молчание.
– Брешет, вашбродь, – сказал Ванечка. – Мы его на совесть обшарили. Ничего на нем больше нет. Точно вам говорю. Что его слушать…
– Я не обманываю, – сказал Сабинин торопливо. – Хотите хорошие деньги?
– Ага! – скептически усмехнулся поручик. – Вы, быть может, зарыли клад где-то в диких местах Забайкалья? Где золото роют в горах, согласно известному романсу? И теперь великодушно предложите нам карту местности? Фу, как глупо и пошло! Не считайте нас идиотами. И потом, откуда у вас хорошие деньги?
– Хотите убедиться наглядно? Прямо теперь?
– Н-ну… Извольте. Что для этого потребуется?
– Сущая малость, – ответил Сабинин. – Разрешите мне снять сапог. Только, я вас прошу, не торопитесь! Без меня той бумагой, что в сапоге, вы все равно не сумеете воспользоваться…
Поручик раздумывал недолго. Кивнул:
– Что ж, рискнем. Все равно никакого огнестрельного оружия вы за голенищем прятать не смогли бы, да и холодного тоже, сапоги у вас из тонкой кожи, фасонные, под барского управляющего нарядились, а? Только, я вас прошу, станьте предварительно в тот угол, чтобы нам было спокойнее… Отойди, Ванечка.
Сабинин отошел в указанный угол – самый дальний от двери. Прыгая на одной ноге под внимательными взглядами всей троицы, не без труда стянул правый сапог. Выпрямился, швырнул его жандарму:
– Извольте сами подпороть голенище, а потом уж поговорим…
И вот настал тот предвиденный им краткий миг, когда взгляды всех троих на миг оказались поневоле прикованы к загадочному сапогу…
Молниеносным движением Сабинин запустил указательный палец левой руки под правый манжет и сорвал петельку с пуговки – столь резко, что оторвалась и сама пуговка, но это уже не имело значения. Опустил правую руку – и освобожденная резиновая лента, неприятно чиркнув по руке, выбросила ему в ладонь маленький браунинг образца прошлого, тысяча девятьсот шестого года – совсем крохотный, умещавшийся на ладони, но на близком расстоянии, в упор, способный действовать убойно…
Первая пуля ударила в стену над головой жандарма. Вторая вжикнула в паре вершков от плеча Ванечки и звонко влепилась в трухлявое бревно.
– Стоять всем! – рявкнул Сабинин, поводя пистолетом. – Руки вверх, кому говорю!
И для придания убедительности команде послал третью пулю в потолок. Как он и предвидел, все обошлось прекрасно: застигнутая врасплох троица дружно вытянула над головой трясущиеся руки, на всех физиономиях обозначился естественный в такой ситуации страх.
– Ну что, крыса жандармская? – зловеще осведомился Сабинин. – Пулю в лоб прикажете вогнать или в брюхо?
– П-подождите! – в неподдельном испуге взмолился «жандарм». – Вы не поняли, не надо…
Свободной рукой Сабинин дотянулся до его портсигара, сунул себе в рот папиросу, чиркнул спичкой и с наслаждением затянулся. Обвел их взглядом, ухмыляясь:
– Что же тут непонятного, артисты погорелого театра? Казачки липовые и жандармы мнимые? Все мне понятно: спектакль устроили, хотели карманы вывернуть, а потом, надо полагать, ножичком под сердце почествовать? Ну что ж, сейчас вы у меня попляшете, что караси на горячей сковородке…
Глава третья
Господин режиссер, или Полная откровенность в речах
Передвинувшись на пару аршинов правее, он бросил взгляд в окно. Со своего места прекрасно видел густой кустарник, куда рухнул подстреленный Грицько, узнавал сломанные тяжелым телом, нелепо повисшие ветви, но вот самого трупа рассмотреть не мог по той простой причине, что «мертвое тело» ухитрилось в краткий промежуток времени исчезнуть. Наверняка совершенно самостоятельно, без посторонних усилий. Ну да, разумеется…
– Эй, вы! – прикрикнул Сабинин, отвернувшись от окна. – Извольте-ка лечь на пол лицом вниз, и быстро! В тесноте, да не в обиде! Ну, кому говорю! – И подкрепил приказ очередным выстрелом поверх голов, после которого с потолка просыпалась труха.
Покряхтывая, косясь на него зло и растерянно, троица все же довольно быстро и слаженно исполнила приказ.
– А теперь прикройте руками головы, замрите в этой позе и не дергайтесь! – распорядился Сабинин. – Первому, кто пошевелится… – И повысил голос: – Товарищ Кудеяр, Дмитрий Петрович! Не появитесь ли, как лист перед травой или дух из машины? Сердце мне шепчет, что вы присутствуете в закулисье!
И отпрянул, наведя пистолет на дверь в соседнюю комнатенку. Оттуда послышался знакомый, спокойный голос:
– Надеюсь, вы держите себя в руках и стрелять не станете?
– Не стану, – заверил Сабинин. – Если вы, конечно, выбросите сначала сюда оружие, а потом выйдете не спеша, держа руки так, чтобы я их видел…
– Ну что с вами поделаешь…
Дверь самую чуточку отошла, в образовавшуюся щель вылетел, глухо стукнув на трухлявом полу, никелированный браунинг, второй номер, в точности такой, что был забран у Сабинина фальшивым казаком. Вспомнив о нем, Сабинин наклонился, вытянул свое оружие из-за кушака великана Ванечки и с ним почувствовал себя не в пример увереннее, нежели с карманной малюткой (сыгравшей, впрочем, во всем происходящем неоценимую роль).
Показался Кудеяр, все в том же безукоризненном облике лощеного джентльмена, даже знакомая тросточка с выгнутой серебряной рукоятью висела на локте. Его элегантный облик совершенно не гармонировал ни с захудалой охотничьей избушкой, ни с окружающими дикими дебрями. Вряд ли его это смущало. Вряд ли Кудеяра сейчас что-то смущало вообще, он стоял в низком проеме двери, слегка напоминая вывеску модного портного, выжидательно, без тени испуга улыбался, держа руки, как было велено, на самом виду.
– Итак? – спросил он весело.
– В угол, – показал дулом пистолета Сабинин.
Сам же, не теряя времени, заглянул в ту комнатку, в которой не было ни единой живой души, а всю меблировку составляла парочка грубо сколоченных кроватей. Обернувшись, чуть подумав, вынул из кобуры ряженого жандарма вороненый смит-вессон полицейской модели и дважды выпалил себе под ноги.
Громыхнуло, как и следует быть, но на полу не осталось ни малейшего следа от пуль, поскольку их в патронах и не было.
– Ну да, разумеется… – вслух произнес он, швырнул бесполезный револьвер на стол и повернулся к Кудеяру. – Хорошенькие у вас ухватки, товарищ Кудеяр… Нет, вы уж, бога ради, не двигайтесь, а то ведь все светила медицины сходятся на том, что попавший в организм свинец, безусловно, оному организму вредит. Особенно в виде пуль…
– Обиделись, Артемий Петрович? – невозмутимо, непринужденно спросил Кудеяр, словно речь и в самом деле шла о безобидной шутке, первоапрельском розыгрыше.
– Не то чтобы… – сказал Сабинин. – Просто-напросто у меня появились основания вам более не доверять.
– Вы меня подозреваете в чем-то?
– Угадали, – сказал Сабинин. – В стремлении самым вульгарным образом меня обобрать, а там кто знает…
– И головой в прорубь, а? – подхватил Кудеяр тем покровительственным тоном, каким взрослый разговаривает с несмышленышем. – Милейший Артемий Петрович, экий вы, право… Во-первых, я и понятия не имел о ваших капиталах, зашитых в подкладке. Помилуйте, откуда?! Во-вторых, подумайте сами: реши мы вас ограбить, а то и, паче чаяния, отправить в Елисейские поля, кто нам мешал сделать это гораздо раньше? На всем протяжении долгого пути по лесу, где, кроме нас, не имелось ни единой живой души? Да полноте! Вы и так были в полной нашей власти. Достаточно было кому-то из присутствующих здесь подкрасться сзади к вам, не ожидающему нападения, почествовать палкой по голове… Или я не прав?