– I’m not understand, sir…[44]
Чтобы уловить смысл этой фразы, хватило даже скуднейших познаний Бестужева в английском. Он усмехнулся, проходя в комнату:
– Бросьте, мсье Лобришон, в Лёвенбурге вы прекрасно понимали французский, да и говорили на нем не хуже иного парижского парламентского оратора… Бросьте. Вы меня узнали, вы отлично знаете, о чем идет речь…
– Немедленно покиньте мой номер, – чопорно произнес по-французски майор, топорща усы, как рассерженный дикобраз – иглы. – Иначе я вынужден буду обратиться к полиции.
Он говорил правильно – напористо и уверенно, как и следовало в таком положении, но в глубине глаз, ничего удивительного, отсвечивало нечто, полностью противоречившее только что прозвучавшим словам. Безусловно, за этим высоким лбом уже шла напряженнейшая работа мысли – вычисления, сделавшие бы честь любому математику, но не имевшие ничего общего с мирной и чистой наукой…
– Да полно вам притворяться, – сказал Бестужев. – Мы с вами ехали в одном поезде… я старался не лезть вам на глаза, скорее наоборот, но не сомневаюсь, что вы бросались на свежие газеты, как ретивый полицейский на воришку. Хотели прочитать телеграфные новости… но ничего не было, верно? Ни об успехе покушения на императора, ни о провале. Потому что ничего и не произошло в Лёвенбурге, ничто не омрачило проезд его величества… Знаете, полиция не всегда горит желанием публично распространяться об успехах…
Майор проворчал:
– Сам не пойму, отчего слушаю вашу болтовню, вместо того чтобы послать за полицией…
– Вот как! – поднял брови Бестужев. – В наших отношениях, весьма даже непростых, определенно наметился некоторый прогресс… Слушаете вы меня оттого, что вам важно знать, какая участь постигла ваших лёвенбургских друзей: и некоего белокурого молодого человека по имени Николас, и другого, из солнечной Италии, и еще кое-кого…
– Молодой человек, вы не отдаете себе отчета, сколь опасен порою шантаж…
– Ах, вот как вы трактуете мой визит… – усмехнулся Бестужев. – Ну да, конечно… Вы ошибаетесь, майор. Я не шантажист, не авантюрист, вообще не эмигрант. Я офицер русской полиции. Не могу поверить, что вам, с вашим несомненно богатым жизненным опытом, никогда не приходилось слышать об Охранном отделении…
– Предположим.
«Крепкий старикан, – великодушно отметил Бестужев. – Кремень, такого и вскрывать приятно…» А вслух сказал:
– У меня нет при себе соответствующих бумаг, но вы легко поймете, что я тот, за кого себя выдаю, – по моим к вам требованиям. Шантажист вульгарно просил бы денег…
– А вы?
– Я? Мне нужны ваши подробные письменные показания обо всем, что произошло в Лёвенбурге, господин Шарль, адвокат из Льежа…
– Вы сошли с ума.
– Сомневаюсь. А мне, поверьте, виднее… Позвольте присесть?
– Да, пожалуйста.
– Быть может, и вы присядете? – вежливо предложил Бестужев, присев к столу. – Беседа у нас будет долгая…
– Сомневаюсь, – сказал майор.
Его рука скользнула под пиджак. Бестужев с некоторой скукой смотрел, как на свет божий появляется вороненый «Бульдог», – именно такого финта он и ожидал. И не шелохнулся, укоризненно глядя на собеседника. Звонко щелкнул взведенный курок. Только тогда Бестужев, не меняя позы, спокойно поинтересовался:
– Вы уверены, что это – наилучший выход?
– Почему бы и нет? – усмехнулся майор, держа его под прицелом. – Молодой человек, вы верно подметили – у меня достаточно богатый опыт в играх… в которые вы столь неосмотрительно ввязались. Я прекрасно представляю, сколь неповоротлива бюрократическая машина полиции и секретных служб, особенно когда дела носят международный характер. Вы, вероятнее всего, бросились меня преследовать по собственной инициативе, как молодой и глупый щенок гончей. Иначе мне ни за что не удалось бы беспрепятственно покинуть Австро-Венгрию. Отсюда можно сделать вывод, что ваша контора вовсе не нацелена персонально на меня. Вы меня зацепили случайно, я не был до определенного момента вашей целью, вы над чем-то другим работали… Я прав?
– Возможно.
– Вот видите. Вас слишком поздно начнут искать.
– Портье знает, что я у вас.
– Ну и что? С ним тоже могут случиться разные… неожиданности. У вас ведь наверняка есть при себе оружие? Ну вот, вы зачем-то вступили с ним в схватку и смертельно ранили друг друга, у каждого оружие в руке…
– Позвольте вам напомнить, что мы – в Германии. И до английских берегов чересчур уж далеко.
– Позвольте напомнить и вам, что в двух шагах – русская граница, – безмятежно улыбнулся майор. – Даже если меня и примутся искать, что произойдет все же слишком поздно, то вряд ли поиски развернутся в этом направлении. Инерция мышления, знаете ли. Англичанин обязан бежать в Англию по кратчайшей линии, соединяющей две точки… А в России мне будет гораздо легче – с безупречным паспортом, при наличии английских дипломатов и друзей. Из ваших прибалтийских губерний крайне легко добраться до Скандинавии, в кратчайшие сроки…
– Не спешите, – сказал Бестужев. – Подойдите лучше к окну, я не собираюсь ни препятствовать вам, ни бросаться на вас. Подойдите. Там, на противоположной стороне улицы, стоят два приличных молодых человека… видите? Один в светлом жилете, второй в брюках для велосипедной езды. Ну, видите? Махните им рукой, сделайте какой-нибудь знак – и я заранее предсказываю, что тот, в светлом жилете, в ответ покажет вам большой белый конверт… Ну как, я угадал?
Судя по напряженной спине майора, Бестужев оказался прав. Кинув на него быстрый взгляд, майор вернулся к столу. Револьвер он по-прежнему держал в руке, но дуло было направлено не на собеседника, а в сторону.
– Попробуйте выстрелить в них, – сказал Бестужев. – Отсюда, из окна. А то на улицу выскочите. Они стоят на оживленной, людной улице, где-то поблизости прохаживается постовой полицейский. Как видите, я не столь уж и одинок здесь. Я не буду вам растолковывать, что за бумаги лежат в конверте. Вы, с вашим острым умом, это уже и без меня поняли, хорошо представляете, куда они отправятся с этим конвертом, если я не выйду отсюда невредимым. Вы, кажется, говорили что-то о молодом и глупом щенке? Зря. Вы, в вашей британской самонадеянности, чересчур легкомысленно отнеслись к русской жандармерии. Знаете, я не считаю себя большим знатоком истории, но зря у вас в стране уверены, будто британская секретная служба – старейшая в Европе. Право же, вопрос дискуссионный… Быть может, вы уберете оружие?
Майор, избегая встречаться с ним взглядом, легонько и умело надавил на спусковой крючок, спустил курок, придерживая его большим пальцем. Хрипло сказал, спрятав револьвер:
– Только не считайте себя умнее всех на свете…
– Помилуй боже, я и не собираюсь… – сказал Бестужев. – Я просто считаю себя сейчас тем из игроков, у кого на руках – все козыри. А вас, соответственно, проигравшей стороной. Те люди, на улице, вам недоступны. Им ничего не стоит крикнуть полицейского. Германский Уголовный кодекс восемьсот семьдесят первого года очень строг к тем шалостям, в которых вы играли первую скрипку. Вы очень быстро вернетесь в Австро-Венгрию, но уже в гораздо менее комфортабельном вагоне. А там… Ничего хорошего. Те, кто уже находится под арестом, – их, полагаю, давно отвезли в Вену, – никак не захотят выглядеть в глазах закона главными персонажами. Они из кожи вон вывернутся, доказывая, что главный злодей и злой гений, вдохновитель и организатор как раз вы. Вы их принудили, бедняжек, – угрозами, шантажом, гипнотизмом. Такова уж человеческая природа. В подобных случаях слетают все покровы цивилизации, и люди ведут ту животную, ожесточенную борьбу за существование, о которой так многословно и красочно рассказывал ваш соотечественник господин Дарвин. Наконец, вам и в родной Англии может стать слишком горячо. Вас можно привлечь к суду и там. Я знаю, у вас нет писаных законов, ваши суды судят по прецедентам… Так вот, случались уже прецеденты в прошлое царствование, когда людей привлекали к суду «за подстрекательство к убийству лица, не являющегося подданным Ее Величества». У вас ведь есть оппозиция, способная устроить нешуточную заваруху в газетах и парламенте. Правящая у вас Ганноверская династия в дальнем родстве с австрийскими Габсбургами… грязная получится история. Не исключаю, что пославшие вас могут именно вас и сделать козлом отпущения – вы, видите ли, своевольничали и зашли слишком далеко… А?