Повседневная одежда так и остается лежать на полу, пока Джин после душа ищет в шкафу необходимое. Раз по плану у них турниры, Рыцари и Розовые Принцессы, он готов подыграть. Сердце заходится дробным стуком: Джин прекрасно помнит Папочку на берегу реки и подозревает, что их игры только начинаются. Малышка, Розовая принцесса, Белоснежка — все обличья его, Джина. Положить на всех и вся первый раз в жизни, Джин уверен, им будет хорошо. Никогда он так еще не летал.
Из шкафа на свет извлекаются черные драные на коленях джинсы и безразмерная розовая худи. В ухо вставляется бриллиантовая капелька сережки. Увидев его, Чонгук обязательно все поймет, прочитает тот ответ, который утром так и не дал Джин. Невысказанное «награжу» взорвет атмосферу между ними двумя на соревнованиях.
Джин хмыкает, перекладывая деньги, ключи и мелочевку в розовый рюкзак: декан и остальные высшие чины университета офигеют, увидев президента студсовета на официальном мероприятии в таком легкомысленном образе. Но что теперь Джину? Трын-трава.
Остается один незакрытый гештальт. Самый тяжелый, который обязательно надо закрыть сейчас, до того, как все изменится. Джин кружит по комнате, собирается с мыслями, нервно заламывает пальцы. Выдыхает и решается.
Звонит маме.
Разговор получается одновременно и легким, и тяжелым. Слова матери освобождают Джина, отпускают из клетки на волю, расстраивают и огорчают воспоминаниями в последний раз.
— Сыночек… Правильно господин Чон сказал: «главное, чтоб наши дети были счастливы». Ты ведь счастлив?
— Да, мам. Как никогда… — Джин закрывает глаза, дышит открытым ртом, пытаясь позорно не расплакаться.
— Я знаю, что ты был несчастным все это время, а я слишком слабой, чтобы биться за тебя. Только вот уроки пения отстояла… Это самая моя большая печаль, Сокджинни. Поэтому… будь счастлив, и ни о чем не думай, — и у Джина печет где-то под закрытыми веками: невысказанными словами, невыплаканными еще с детства слезами. — Я люблю тебя, сынок.
Нет смысла обижаться на маму. Она мягкая, нежная и раздавленная, как полевой цветок, попавший под гусеницы трактора. Принесшая отцу с замужеством связи и дополнительные капиталы, но так не разу и не оцененная по достоинству. Как и сам Джин. И больше он так не хочет.
Телефон, рюкзак, последний взгляд на зеркало, где ему уверенно и смело улыбаются. Дверь захлопывается с щелчком, отсекая всю прошлую джинову жизнь.
Перед соревнованиями он не смог увидеться с Чонгуком, видимо тренер их уже угнал в раздевалку. Зато в какаток Джину, сидящему на почетной трибуне в окружении всяческих университетских и студенческих чинов исправно приходят легкомысленные и провокационные сообщения. Телефон пиликает и пиликает, привлекая подозрительные взгляды окружающих, итак сверх меры удивленных внешним видом Джина. Но никто не сделал ни одного замечания, и Джин в очередной раз понимает, каким дураком он жил все эти годы. Всем, в общем-то пофиг, кто в чем одет, удивление только от того, что облачающийся везде и всюду в официоз президент студсовета вдруг сменил стиль. Джин зря душил и давил себя строгой одеждой, променяв мягкие, яркие столь любимые ткани на пастельно-черную классику.
Телефон пиликает еще и еще, и надобно отключить звук, во избежание недоразумений. Джин открывает приложение, улыбается в светящийся экран, разглядывая иконку любимого контакта. У него складывается впечатление, что Гук совершенно не переживает по поводу соревнований и просто коротает время до победы. До победы и награды.
«Хён, посмотри какой я у тебя малыш!» — и смущенному Джину приходит селка круглоглазой мордахи с надутыми уточкой губами, с какими-то дурацкими сердечками над головой. И следом фото твердого паха, обтянутого белой тканью штанов добока и покоящейся на бедре руки, обвитой цепочками вен. Мягкий хлопок не скрывает длины и ширины эрекции, очертаний крупной головки — масштабов мощного, надвигающегося пиздеца. Помогите, блядь.
Джин яростно, душно краснеет в тесных рядах сидящих рядом, полыхают даже уши. Пизденыш не жмется сфоткать член в заполненной людьми раздевалке: дразнит, волнует и расстравляет старшего, обещает дальнейшее сумасшедшее продолжение вечера.
Все соревнования, где не заявлен Чонгук идут лесом. Что там происходит — тайна за семью печатями. Декан факультета неодобрительно косится на Джина, пока тот наспех печатает ответ, прикрывая экран рукой:
«Твою эрекцию сейчас увидела зам декана, а ей, между прочим, под 60 лет. Ее сейчас хватанет инфаркт, и мне придется сделать искусственное дыхание. И это будет твоя вина!»
Ответ приходит незамедлительно, как будто на том конце мобильной связи ответа Джина ждут, не выпуская из рук телефона:
«Все твои выдохи теперь мои. Не смей ими ни с кем делиться… Хочу увидеть тебя, Сокджинни-сонбэнним…»
Боже. Джину жарко. Джина тоже сейчас инфаркт схватит, и дыхание закончится от горячих, сладких слов. Джин пускает побоку все взгляды соседей, пока делает селку, приближая лицо по максимуму. Рано еще Гуку видеть его облачение.
Фотография улетает в чат, в сопровождении подписи:
«Прости, свой член сфоткать НЕ МОГУ».
Секунда, вторая, третья…
Экран телефона загорается уведомлением соц.сети:
«Хён, ты такая милашка. А что до твоего члена, так я его скоро увижу. В реале.»
Джин безнадежно, безусловно, безгранично по нему умирает.
Комментарий к 27.3
*Добок - форма для занятий тхэквондо.
**Коктейль “Смерть в полдень” - крепчайший коктейль на основе абсента.
========== 27.4 ==========
Джин почти все сказал.
Чонгук пропадает из переписки, и Джин наконец-то отрывает взгляд от раскаленного телефона, поднимает голову, рассматривая университетский спортивный зал, как в первый раз. Народу полные трибуны, и под потолком стоит гул, замешанный из криков болельщиков, музыки, голосов комментаторов из радио кабинки. Татами, на котором соревновались дзюдоисты быстро перестилают на даянг*, а значит следующие — тхэквондисты. У Джина жарко замирает все внутри. Сейчас их команда выйдет. Сейчас они с Чонгуком пересекутся взглядами. Сейчас Чонгук начнет планомерно и целенаправленно раскатывать соперников на площадке 9×9 метров. Джин мелко, часто дышит, содрогается всем телом, сердце стучит набатом. Испытываемые им чувства не поддаются какому-либо анализу, и он даже не пытается их как-то объяснить или как-то себя оправдать. Это психологическая игра, где Джина четко подводят к мысли, что дальнейшее сопротивление бесполезно, за него все давно решили, и он в глубине души думает так же. Когда за тебя борются, за тебя воюют, на тебя собираются заявить право победителя. За обладание тобой могут даже развязывать войны? Чонгук так точно сможет. Вон, с отцом Джина развязал, не без помощи старшего Чона, отгородив Джина от претензий господина Кима, обеспечив в его обход джиново безбедное существование, как главного акционера компании. Veni, vidi, vici*. Заверните Джина, пожалуйста, в подарочную упаковку и отдайте сильнейшему. А еще лучше — разверните, а Джин отдастся сам. Это душные, скрытные, мутные чувства, но как же сладко, опасно, огненно — плавать в них. Джин вдруг чувствует себя Еленой Прекрасной*.
Первая пара свободного спарринга по тхэквондо уже на даянге, и среди одинаково запрятанных в защитную экипировку спортсменов Джин моментом узнает Чонгука. Белый добок, повязанный черным поясом*, перчатки на руках, футы на ногах, накладки на голени, жилет, прикрывающий тело, шлем* — сердце Джина мигом подсказывает, что именно эта гора амуниции — его Чонгук. Тот рыскает взглядом по трибунам, не слушает как перечисляют его регалии, не поднимает руку в приветствии, и Джин судорожно ждет того момента, когда его отыщут в толпе. Вот Чонгук поворачивается в его сторону, пробегается глазами по ряду, взгляд проскальзывает мимо Джина и возвращается обратно, заметно прищурившийся. Его сканируют снизу вверх, начиная с голых коленок, призывно торчащих над головами нижнего ряда, по раздвинутым ногам, выше по розовой худи. Неистовые глаза залипают на Джине. Чонгук смотрит, считывает с его покрасневшего лица весь спектр эмоций, забирает себе джинов ответ. Опаляет, жарко ласкает одной только восхищенной, многозначительной улыбкой, сулит Джину миллион «открытий чудных», начиная с сегодняшнего дня. В шумном зале между ними гудит оглушающая, тягучая тишина. Невидимые нити связывают их тесно, близко, скручивают в узлы, звенят натянутые низкими нотами. Джину жарко в тонкой худи, чувствительная кожа пылает, шея в порах собирается испариной и он непроизвольно ее трет под пристальным, жадным взглядом. Время тянется резинкой, чтобы щелкнуть резко, четко, звучно кульминацией. Чонгук еще и еще посылает Джину понимающие, торжествующие улыбки, шлет ему прилюдно смачный воздушный поцелуй и отворачивается к сопернику.