У ведуна на дворе Игорь и Забава играли с собаками. Меня сразу повели кушать. На шум вышла и жена ведуна – Любовь. Объявил всем, что завтра мы с супругой переезжаем в новый дом. Забава поинтересовалась:
– Ты же жаловался денег у нас маловато?
– Теперь хватит на любые причуды, сегодня заработал вволю, можно в ближайшее время не экономить.
Валяясь после ужина в отведенной нам комнатке, вспомнил, как крепкая боярская семья подарила мне после лечения иппохондрии у боярыни, женские украшения, привезенные из Киева и сделанные талантливым ювелиром Соломоном. В ушах опять прозвучал наказ, – никому кроме любимой женщины, их не дарить. У меня теперь все условия будут соблюдены.
Прошел к углу, где под лошадиными потниками стоял заветный сундучок. Лошади стояли здесь под навесом, конюшни у ведуна не было, и я прятал лишнюю сбрую от вездесущих собак – утащат и порвут. Особенно могла отличиться Марфа, наглый и еще толком необученный мною подросток. Потап, в отличие от нее, пес уже взрослый и натасканный Игорем. Среднеазиатские овчарки, на исконной родине в Киргизии их зовут алабаями, очень умны, легко поддаются дрессуре, но молодость есть молодость, и спрашивать с собаки, как со взрослой, пока рановато.
Ларец водрузил на стол.
– Это что такое? – заинтересовалась победительница медведей.
– Это тебе подарок.
Женское любопытство перевесило хорошие манеры, и Забава бросилась открывать неведомую, но такую интересную штучку. Вид украшений, да еще в таких количествах, ее просто потряс.
– Можно примерить? – перехваченным от волнения голосом, спросила супруга.
– Можно и нужно! – подтвердил я.
Сияли и переливались самоцветы, обрамленные в золото и серебро киевским мастером-ювелиром, златокузнецом, как их в это время называли. Свет играл на синих, голубых, красных и желтых гранях этого великолепия, доведенных до совершенства умелой рукой. Да, были люди в ваше время, не то, что нынешнее племя! – переделал ехидный ум стихи великого русского поэта. Украшения были чудо как хороши.
– Есть только одно обязательное условие для новой хозяйки, – услышала радость моей души от супруга.
– Какое?
– Нельзя эти вещи передаривать никому!
– А то что?
– Муж погибнет!
Забава налетела ураганом, и стала тискать суженого, легко оторвав любимого от пола.
– Ничего мне не надо! Лишь бы ты был рядом!
– Задушишь – захрипел я.
Приятно, конечно, когда любимая говорит такие речи, но уж очень жить хочется! Раньше она свою силищу на мне не показывала, берегла мужичка. Хоть и слабенький, да свой. Не всем же богатырями быть в конце концов…
– Назад ходу нет, – строго заявил жене. – У тебя эти висюльки и бирюльки могут украсть, отнять, изъять как угодно – лишь бы ты их никому не дарила.
– Конечно, конечно – заверила дражайшая половина.
Ну, пусть теперь лучшие подруженьки сколько угодно тянут свои загребущие ручонки к подаренным мною драгоценностям. Обобрать мою простодыру им уже не удастся.
– А дочери можно будет подарить? Вдруг у нас все получится?
В настоящее время свет моей души пыталась забеременеть и усиленно лечилась у меня, действующего под чутким руководством волхва Добрыни.
– Можно!
От радости Забава захлопала в ладоши.
– Но не более половины!
– Ладно, ладно…
Молоденькую соплюшку-дочь тоже лучше отсечь заранее. Навидался я их четырнадцати и пятнадцатилетних вволю и на вызовах в «Скорой помощи», и в прежней семье, любуясь дочуркой. Тут для меня тайн, в отличии от их безумно любящих матерей, нет. Малолетние наглючки мнят себя пупом земли и центром вселенной. В том, чтобы отнять что-то у родной матери, они не видят ничего особенного – нарожала, вот и вали в хайло своей кровинушке, все, что она пожелает. Жена вертела украшения и ей для счастья явно чего-то не хватало.
– Эх, зеркало бы мне, – протянула утеха моей зрелости.
До меня дошло, чего из имущества в нашей дружной семье не хватает. В ближайшее время купим.
А где-то я такую штуку недавно видел. Усиленная волхвом память услужливо подала изображение комнаты жены Игоря с висящим на стене овальным зеркалом, в которой моя супруга ни разу не была.
– Ты сходи к Любе, у нее на стене этот триумф стеклодувов висит.
Радостно взвизгнув, Забава сгребла ларчик со стола и унеслась. Хорошо меня до кучи подмышку не сунула!
Да, пока две бабы все перемеряют, покрасуются друг перед другом, расскажут, какие у них раньше были висюльки и бирюльки, подружатся на всю жизнь – тут сдохнешь в ожидании. Ну, мне не семнадцать лет. Поэтому я немедленно разделся и завалился спать.