Я снова оглядела кладбище, отмечая и отдельные кирпичики стен, и копошащихся в траве светлячков, напоминающих фосфор гораздо больше душ, и заклепку на шортах Яра, блеснувшую голубым, и тусклое свечение его души, а потом ответила:
— Как по мне, вполне симпатично.
Не выдержав, хмыкнула.
— Мне уже бояться?
— Бойся, маг, бойся. Тем более, я тебя не звала. Пришел, встал на моем пути… Вот так и ходи в одиночку… на кладбище.
Ветер встрепал волосы, одновременно принося какую-то смутную тревогу, и я поняла: нужно все же проверить это кладбище. Рука механически потянулась вперед, но огонек на кончиках пальцев не зажегся. Черти вновь запросились наружу: приспичило же отцу ставить запрет на магию тогда, когда она мне так нужна!
Дуновения ветра усиливались, и я пожалела, что все-таки не убрала волосы в хвост.
— Змеи? — вдруг уточнил Яр, напряженно вглядываясь вбок, в совсем уже заросшие могилы.
— Фосфор. Приветственную песенку решил исполнить.
Тем не менее, посторонние звуки все-таки появились.
Вдали, там, где не виднелись ни памятники, ни души, ни даже густая трава, что-то прошипело. Медлить было некогда. Я внимательно посмотрела на Ярослава, чувствуя жжение на кончиках пальцев, и едва ли не приказала:
— Скажи «да».
— Зачем?
Шипение усилилось, а выражение моего лица наверняка стало более суровым. Тогда Яр заметил:
— Эй, ведьма, мне это не нравится. Что ты собираешься делать?
Он непроизвольно похлопал ладонью по карману, будто хотел схватить фонарь и направить его луч мне в лицо, чтобы хоть на время обезвредить меня, ослепив.
Не дожидаясь его соглашения, я потянулась к душе. Мне нужна была энергия Ярослава — капля в бескрайнем океане, лишь для освещения, раз уж энергию моей личной души заблокировал отец, а современные осветительные приборы, будто сговорившись, отказались работать.
Ладонь больно кольнуло. Не вышло.
Стряхнув её, я последний раз взглянула на Яра, но ничего не сказала. Не сильно и надо! И в темноте пройду! Не упрашивать же его теперь. Это будет выглядеть странно и совсем на меня непохоже.
Я резво понеслась по кладбищу к источнику шипения. За мной тоже понеслись, правда, слова:
— Эй! Ведьма! Яна-а-а… Стой же ты! Сумасшедшая… Чтоб я ещё раз с тобой куда-то пошел… Да!
Теперь, чтобы зажечь ручной огонек, мне хватило щелчка пальцами. Малейшая часть энергии Яра перешла ко мне и преобразовалась в искру: непривычно яркую, голубую. Она отбрасывала блики на рубашку и совсем уже растрепавшиеся волосы, освещала узкую поросшую тропинку под ногами. Впрочем, эта тропинка мне уже не понадобится: нужно свернуть…
Открытых голеней касались травы, ставшие неожиданно острыми. Шипение и ветер усилились. А потом будто отключили звук, и я замерла.
Свечение было непривычно яркое, и я на секунду зажмурила глаза, чтобы через секунду открыть их и убедиться: не иллюзия.
Идиллию нарушил Ярослав. Он прорезал тишину шарканьем кроссовок сначала о землю, а после о траву. Увидев меня, он произнес:
— Фонарик у тебя, конечно, зачетный. И что-то мне подсказывает, что душа, про которую ты говорила, ведьма, имеет тот же цвет. Ты меня обманула?
— Просто не сказала подробностей, — я пожала плечами. И добавила: — Не обеднеешь. Попользуюсь — и верну. Или не верну, как знать.
— И часто ты таким способом создаешь… фонарики?
Я оторвала взгляд от темно-зеленой травы, которую рассматривала до того, и бросила на него быстрый взгляд:
— Обычно свою душу использую, можешь не переживать.
— Ты умеешь использовать свою душу? — удивился Яр. Удивился громко, заставив меня поморщиться.
— Все умеют… Мы умеем.
Он промолчал — не признаваться же магу в такой оплошности, как незнание магических основ, и только потом заметил:
— А почему так тихо?
— Потому, — я слабо улыбнулась. — Обещаешь молчать? Если вдруг что-то спросят? Если Влад спросит.
— Я с ним вообще разговаривать не собираюсь, ведьма.
— Тогда смотри, маг, смотри.
И я присела, поднося ладонь к траве, покрытой тонким слоем паутины. Под голубым свечением серебрились ее прочные нити, связанные друг с другом, словно кружево. И эта ловушка, так похожая на мягкий пуховый платок, занимала площадь не больше метра на метр. И, когда платок заканчивался, начинались отдельные лоскутки: паутинки, обмякшими тряпочками свисающие с травы.
— Откуда в этой деревне такие огромные пауки?