Значит, сейчас я немного похудела. Проблема в том, что эти граммы уже не вернешь.
Передачу энергии пришлось резко прекратить, чтобы не перестараться.
Все, теперь глаза можно и открыть.
Профессионалы и вовсе не закрывают их.
Белые руны вспыхнули лакированным чернильным, после эти краски стали угасать. Верно, правильно… Так и должно быть. Скоро эти руны исчезнут вовсе, и откроется портал.
В комнате поселился маленький ураган. Взметнулись волосы, свечи потухли — лишь только руны излучали свет, который постепенно гас.
Сейчас получится, думала я.
Но руны потухли, портал начал открываться, а демон так и не появился.
Я упорно ждала его, но даже мое терпение не безгранично.
Я поднялась с отекших колен, щелкнула выключателем, и комната осветилась таким привычным неестественным светом. Глаза жадно впились в окружающую обстановку, обследовали углы: где, где, где? Неужели демон получится таким маленьким, что я не могу его увидеть?..
Безвольно опустилась голова, и я заметила очертания рун. Такого не должно быть: обычно при ритуалах они стирались полностью: нарисованные и мелом, и кровью, они исчезали. Так говорил отец. Я сама это наблюдала.
Я лихорадочно схватила книгу. Где я ошиблась? Почему ритуал вдруг оказался пустым? Неужели тут действительно не обойтись без асфодели? Без нее я не смогла правильно сконцентрировать энергию? Не может такого быть! Ведь всегда получалось!
Услышав дверной звонок, я в первую очередь подумала о том, что некоторые демоны, в отличие от нечисти, отлично ладят с современными приборами и могут самостоятельно попроситься в гости к хозяйке, немного ошибшейся с координатами.
Но по ту сторону двери оказался отец. Мои глаза лихорадочно блестели, когда я открывала ее.
Глава 2. Маленькая смерть
Отец никогда не кричит. Говорит всегда спокойным, ровным тоном. Независимо от смысла сказанного, его лицо остается равнодушным. Мне в этом плане тяжелее: я ещё не настолько идеально-сдержанная. Хотя по знаку гороскопа и отец, и я — тельцы.
Может быть, мне когда-нибудь перейдет и эта его черта. Я буду также холодна и безупречна, как и отец.
А ведь он оставался таким даже во вчерашний вечер, когда увидел, что я наделала, хотя и сотворить что-то материальное и не удалось.
Буду надеяться, когда-нибудь отец и обзаведется такой чертой, как доверие к дочери. Вчерашним же вечером он пришел проверить, правдивы ли слова, сказанные его лучшим учеником. План Влада сработал.
Комнату, в которой проводился ритуал, отец обследовал быстро. Он оглядел и потухшие свечи, и неисчезнувшие руны, и открытую книгу. Может быть, даже подумал, что я, как нуб, списывала с нее руны. Я все это время стояла за его спиной, рассматривала темно-синюю рубашку, в которую он был одет.
— И как это понимать, Яна? — с полным безразличием произнес отец после.
— Ритуал оказался пустым, — отозвалась я. И добавила: — Хотя я сделала все правильно.
— То, что ничего не вышло, я вижу сам, — заметил он. — Меня интересует другой вопрос: зачем ты вообще его провела?
— Отец, — начала было отвечать я. Но неожиданно стушевалась — как будто ко мне действительно пришло осознание того, что ничего не вышло. Повторила: — Отец… Тебе ли не знать, как нам, черным, не хватает практики?
В коридоре зашевелился хомяк-полуночник. Из приоткрытой двери доносилось шуршание.
— Ты прекрасно знаешь, почему мы не занимаемся этой практикой, Яна. — И добавил тем же тоном: — Думаю, тебе надо отдохнуть.
— Я не устала… — пробормотала я.
Но отца было так просто не остановить.
— Кому, как не мне, знать, устала ты или нет? И, тем более, одному мне известно, как воспитывать дочь. Именно поэтому завтра ты отправишься к тете. На некоторое время. Без магии.
— Что? Почему?..
Отец вскинул брови и наградил меня внимательным взглядом. Глаза у него такие же, как у меня: могли бы быть идеально-серыми, как грозовое небо или сталь, но это небо и эту сталь покрывала зеленая болотная тина, сосредоточившаяся у зрачка. И не серые, и не зеленые. И не темные, и не светлые.
Сейчас они недобро блеснули.
— Ты слишком часто пользуешься магией.
— Нормально я ей пользуюсь…
— Но мы не светлые, чтобы эта магия была для нас бесконечной.
— Я помню.
Я родилась, когда отцу было двадцать семь. За несколько дней до моего последнего дня рождения ему исполнилось сорок четыре. Но морщины на его лице почти не выделялись. Может быть, потому, что он одинаково мало и хмурился, и улыбался.