Подрулив к гаражу нового дома, я поднял оказавшуюся незакрытой дверь, поставил машину, выскользнул на улицу – все беззвучно, будто за мной охотились индейцы. Решив использовать растущие на заднем дворе дубы в корыстных целях, я спрятался за самым большим из них, сел на траву и глотнул виски.
Время превратилось в тягучий сироп. Я подозревал, что к мистеру Гудвину пожалуют гости, но когда именно – не знал. Долго ждать не пришлось.
Минут через пятнадцать среди деревьев на Честер-лейн мелькнул силуэт автомобиля. Фары не горели, что обнадеживало. Урчание мотора затихло где-то поблизости, негромко хлопнула дверца, и из-за угла показалась тень, бесшумная и совсем маленькая. Хм, тень Говарда Мелтона была бы на добрый фут выше, да и за такое короткое время он явно не успел бы приехать из Беверли-Хиллз.
Тень метнулась к черному ходу, распахнула дверь и исчезла во мраке – еще гуще и непрогляднее уличного. Я поднялся, по мягкой влажной траве скользнул на веранду мистера Гудвина, оттуда – на кухню и, замерев, обратился в слух. Только слушать было нечего: в доме царила тишина. Я вытащил пистолет и, стараясь не делать глубоких вдохов, зажал рукоять в ладони. А потом случилось нечто странное: под навесной дверью в гостиную появилась полоска света. Тень включила свет! Хм, как неосмотрительно с ее стороны. Я пересек гостиную и распахнул створку. Через арку гостиной свет хлынул в столовую, и я направился туда же. Зря, ох зря.
Один шаг за арку, и сзади раздался голос:
– Брось пушку и иди дальше.
Я взглянул на «тень»: невысокая, довольно миловидная, а пистолет держит очень ровно и уверенно.
– Умником тебя не назовешь, – заметила она, – правда?
Я разжал пальцы, и пистолет скользнул на пол. Сделав четыре шага, я обернулся и покачал головой:
– Нет, не назовешь.
Женщина промолчала и к брошенному стволу не притронулась. Медленно отступая, она поворачивалась до тех пор, пока не оказалась лицом ко мне. Только я смотрел не на нее, а на парчовое кресло со скамеечкой, на которой по-прежнему покоились ноги в белых парусиновых туфлях. Мистер Ланселот Гудвин не изменил расслабленной позы. Левая рука возлежала на парчовом подлокотнике, правая свисала, едва не касаясь маленького пистолета на полу. Капелька крови на подбородке потемнела и засохла, а на лице появилась восковая бледность.
Я перевел взгляд на женщину: на ней были отглаженные синие брюки, двубортный жакет, заломленная набок шляпка, а волосы не просто рыжие или цвета красного дерева… Длинные, завитые на концах, они отливали синевой. Ясно, крашеные. На щеках горел второпях нанесенный румянец. Рыжая навела на меня пушку и улыбнулась, недобро так улыбнулась.
– Здравствуйте, миссис Мелтон. Похоже, вы далеко не впервые держите в руках пистолет.
– За тобой кресло. Сейчас ты сядешь, уберешь руки за голову и постараешься не шевелиться. Это очень важно, никаких фокусов! – Рыжая осклабилась, продемонстрировав не только зубы, но и десны.
Я послушался, и улыбка тут же сползла с решительного, хотя и вполне миловидного личика.
– Нужно подождать. Это важно. Ты наверняка и сам догадываешься насколько.
– В гостиной пахнет смертью, – заметил я. – Полагаю, это тоже важно.
– Просто подожди, шутник.
– В Калифорнии женщин больше не вешают, – напомнил я. – Но два трупа куда серьезнее одного. Лет на пятнадцать серьезнее. Подумай как следует.
Рыжая не ответила. Пистолет в маленькой ручке даже не дрогнул. Этот пистолет был потяжелее, чем якобы выпавший из руки Ланса Гудвина, но особых проблем у дамы не вызывал. Она прислушивалась к звукам, доносящимся с улицы, а на меня внимания почти не обращала. Равнодушные минуты сменяли одна другую, и у меня заболели руки.
Он наконец приехал. У дома остановилась еще одна машина, негромко хлопнула дверца, и на веранде раздались шаги, тяжелые мужские шаги. Из кухни – через распахнутую дверь – в гостиную. Он не сказал ни слова, но на широком холеном лице читалось крайнее недовольство. Сначала он взглянул на сидящего в кресле мертвеца, потом на женщину и, наконец, на меня. Он подобрал мой пистолет, затем медленно, точно не осознавая, кто я, встал за мной, похлопал по карманам, вытащил фотографии с телеграммой и отошел к женщине. Опустив руки, я с наслаждением растер ладони.
– Вот так встреча, – негромко проговорил он. – Перво-наперво я выяснил, что вы звонили не из Асузы, а из Глендейла. Сам не знаю, что это вдруг я решил проверить, но вот решил. Тогда я сделал еще один звонок и убедился: никакую сумку в доме Гудвина не оставляли. Верно?