– Дай мне пожать твою руку, Генри, – сказал я.
Он вяло ответил на рукопожатие.
– Вот я и свалил. А что еще оставалось делать? – Он поднял бутылку и посмотрел через нее на свет. – Послушай, приятель, ты совершил ошибку, когда заставил меня принести эту штуку. Если уж я запью, считай что отправился в кругосветку. Деньги у тебя есть?
– Конечно. Если тебе нужен виски, Генри, ты его получишь. У меня прелестная квартирка на Франклин-авеню в Голливуде, и, хоть я не хочу сказать ничего плохого о твоем скромном и, вне всякого сомнения, временном жилище, предлагаю переместиться ко мне. Там гораздо просторнее и есть где развернуться. – Я грациозно взмахнул рукой.
– Да ты уже пьян. – В маленьких глазках Генри мелькнуло восхищение.
– Я еще не пьян, Генри, хотя действительно ощущаю воздействие виски, причем очень приятное. Ты не должен обращать внимания на мою манеру выражаться. Это просто такая привычка – вроде твоей краткой и образной речи. Но прежде чем мы отправимся ко мне, мне хотелось бы обсудить одну мелкую деталь. Я уполномочен организовать возвращение жемчуга миссис Пенраддок. И насколько мне известно, существует вероятность, что украл его ты.
– Ты сильно рискуешь, сынок, – тихо произнес Генри.
– Вот это деловой разговор, Генри, и лучший способ все уладить – откровенность. Жемчуг фальшивый, и поэтому мы легко договоримся. Лично я ничего против тебя не имею, Генри, и я благодарен тебе за виски, но дело есть дело. Может, ты возьмешь пятьдесят долларов, вернешь жемчуг – и больше никаких вопросов?
Смех Генри получился невеселым, но в его тоне не было враждебности.
– Значит, ты думаешь, я стянул камушки, а теперь сижу и жду, пока сюда вломится свора копов и повяжет меня?
– В полицию не сообщали, а ты мог не знать, что жемчуг фальшивый. Передай мне виски, Генри.
Он налил мне почти все остатки из бутылки, и я с наслаждением выпил. Потом швырнул стакан в зеркало, но, к сожалению, промахнулся. Дешевый стакан из толстого стекла упал на пол и не разбился. Генри Эйхельбергер весело рассмеялся.
– Чему ты смеешься, Генри?
– Ничему. Просто подумал о том придурке… когда он узнает про эти камушки.
Он снова засмеялся, на этот раз не очень весело.
– Да, – произнес он. – То есть нет. Надо бы тебе врезать, но какого черта? Всякому может прийти в голову дурацкая идея. Нет, приятель, я не крал жемчуга. Если это фальшивка, то и беспокоиться нечего. А если они на самом деле такие, какими выглядели, когда я однажды видел их на шее старой леди, то я точно не стал бы сидеть в дешевой ночлежке в Лос-Анджелесе и ждать, пока приедут две машины копов, чтобы упечь меня за решетку.
Я снова пожал его руку.
– Это все, что мне нужно было знать, – радостно заявил я. – Теперь я спокоен. Мы поедем ко мне и обсудим, как вернуть ожерелье. Из нас получится отличная команда, которой не страшен любой противник, Генри.
– Ты меня разыгрываешь?
Я встал и надел шляпу – задом наперед.
– Нет, Генри. Я предлагаю тебе работу, в которой ты, по моим сведениям, нуждаешься. И столько виски, сколько ты способен выпить. Пойдем. Ты можешь вести машину в таком состоянии?
– Я не пьян, черт побери. – В голосе Генри сквозило удивление.
Мы покинули комнату и пошли по темному коридору. Из какой-то ниши неожиданно вынырнул толстяк-управляющий и остановился перед нами, потирая живот и выжидающе глядя на меня маленькими жадными глазками.
– Все в порядке? – спросил он, не переставая жевать потемневшую зубочистку.
– Дай ему доллар, – сказал Генри.
– За что?
– Откуда мне знать? Просто дай ему доллар.
Я вытащил из кармана долларовую купюру и вручил толстяку.
– Спасибо, дружище, – поблагодарил Генри, схватил толстяка за кадык и быстрым движением выхватил купюру из его пальцев. – Это за выпивку, – добавил он. – Ненавижу просить деньги.
Мы спустились под руку по лестнице, оставив управляющего, который безуспешно пытался откашлять проглоченную зубочистку.
3
В пять часов пополудни я очнулся ото сна и обнаружил, что лежу в собственной кровати в своей квартире в Голливуде, в Шато-Морен на Франклин-авеню, поблизости от Айвар-стрит. Повернув голову, которая тут же отозвалась болью, я увидел лежащего рядом Генри Эйхельбергера в майке и брюках. Сам я тоже был не полностью одет. На столике у кровати стояла почти полная литровая бутылка ржаного виски «Олд-Плантейшн», а на полу валялась пустая бутылка из-под того же превосходного напитка. По ковру разбросана одежда, а на подлокотнике одного из моих парчовых кресел виднелась прожженная сигаретой дырка.