Я осторожно ощупал себя. Живот все еще побаливал, а челюсть с одной стороны слегка припухла. В остальном я был совсем как новый. Когда я встал с кровати, виски́ пронзила острая боль, но я проигнорировал ее, твердым шагом направился прямо к бутылке и поднес ее к губам. Изрядный глоток обжигающей жидкости мгновенно привел меня в чувство. Появилась бодрость, настроение улучшилось, и я был готов к новым приключениям. Вернувшись к кровати, я энергично потряс Генри за плечо:
– Вставай, Генри. Уж близок час заката. Поют малиновки, суетятся белки, а вьюнок закрывается, готовясь ко сну.
Будучи человеком действия, Генри Эйхельбергер вскочил со сжатыми кулаками.
– Что за шуточки? – прорычал он. – А, это ты. Привет, Уолтер. Как самочувствие?
– Великолепно. Отдохнул.
– Ну да. – Он спустил босые ноги на пол и пальцами расчесал свои густые белокурые волосы. – Мы отлично сидели, пока ты не вырубился. Тогда и я решил вздремнуть. Никогда не пью один. Все нормально?
– Да, Генри, я прекрасно себя чувствую. И у нас есть дело.
– Точно. – Он шагнул к столику и как следует приложился к бутылке. Затем погладил живот широкой ладонью. В его зеленых глазах зажегся мягкий свет. – Я больной человек, и мне нужно принять лекарство. – Он поставил бутылку на стол и обвел взглядом комнату. – Черт, мы так быстро набрались, что я даже не успел рассмотреть твою берлогу. Отличная квартирка, Уолтер. Ух ты! Белая пишущая машинка и белый телефон. Что с тобой, малыш, – недавно принял первое причастие?
– Глупая причуда. – Я небрежно взмахнул рукой.
Генри принялся внимательно разглядывать пишущую машинку и телефон на моем столе, а также оправленный в серебро письменный прибор, каждый предмет в котором был украшен моими инициалами.
– Денежки водятся, да? – Зеленые глаза Генри уставились на меня.
– Более или менее, – скромно ответил я.
– Ну, что дальше, приятель? Есть идеи или просто выпьем?
– Да, Генри, у меня есть идея. И с твоей помощью ее можно будет претворить в жизнь. Мне кажется, мы должны, как говорится, пустить слушок. Когда крадут жемчужное ожерелье, об этом сразу же становится известно в преступном мире. Жемчуг сложно продать, Генри, поскольку его нельзя перегранить и, насколько я знаю, его могут опознать специалисты. Преступный мир должен бурлить. Мы без труда найдем человека, который доставит в нужное место весточку о том, что за возврат ожерелья мы готовы уплатить достойное вознаграждение.
– Складно говоришь, хоть и пьяный, – проворчал Генри и потянулся за бутылкой. – А ты не забыл, что камушки фальшивые?
– Это не важно. По причинам сентиментального характера я все равно готов за них заплатить.
Генри глотнул виски, явно наслаждаясь вкусом напитка, затем сделал еще глоток и вежливо протянул бутылку мне.
– Вроде все так, – задумчиво произнес он. – Только вот преступный мир, о котором ты говоришь… вряд ли они станут возиться с ниткой стекляшек. Рехнулись они, что ли?
– Понимаешь, Генри, я подумал, что преступники тоже не лишены чувства юмора, а тут открывается такая возможность посмеяться.
– Ну да, – кивнул Генри. – Какой-то придурок узнает, что у леди Пенраддок есть нитка жемчуга, которая стоит кучу денег, и он ловко крадет жемчуг и бежит к перекупщику. А перекупщик громко смеется ему в лицо. Эта история может позабавить народ в бильярдных. Глупое положение. Только вор все равно должен по-быстрому избавиться от камушков – ему светит от трех до десяти, даже если они стоят десять центов вместе с налогом с продаж. Взлом и проникновение припаяют все равно, Уолтер.
– У данной ситуации есть еще один аспект, Генри. Если вор глуп как пробка, это не имеет особого значения. Другое дело, если у него в голове есть хоть капля мозгов. Миссис Пенраддок – очень гордая женщина, и живет она в престижном районе города. Если станет известно, что она носит поддельный жемчуг или, того хуже, в местной прессе появятся намеки, что именно это ожерелье муж преподнес ей на золотую свадьбу… Ты же понимаешь, Генри.