– Черт с ними, пусть трясут меня сколько хотят, – сказал Генри. – Но что это им даст? Я ведь не спелая груша.
– Дело хозяйское.
– Точно. Спокойной ночи, дружище. И приятных тебе снов.
Он ушел, и у меня вдруг испортилось настроение. Я почувствовал себя ужасно одиноким. Общество Генри бодрило меня, несмотря на грубость его речи. Он был настоящим мужчиной. Я налил себе довольно внушительную порцию виски из оставшейся бутылки и выпил – залпом, но без особого удовольствия.
Результатом стало непреодолимое желание во что бы то ни стало поговорить с Эллен Макинтош. Я подошел к телефону и набрал номер. После долгого ожидания в трубке послышался сонный голос горничной. Эллен, услышав мое имя, отказалась подходить к телефону. От этого я еще больше расстроился и как-то незаметно прикончил остатки виски. Потом лег на кровать и погрузился в беспокойный сон.
6
Проснувшись от настойчивого телефонного звонка, я увидел, что комната залита утренним светом. Было девять утра, но лампы, включенные вечером, еще горели. Чувствовал я себя несколько скованным и вялым, поскольку спал в смокинге, но лучше, чем ожидал, – человек я здоровый, и нервы у меня крепкие. Я подошел к телефону и снял трубку.
– Как самочувствие, дружище? – послышался в трубке голос Генри. – У меня похмелье, как у двенадцати шведов.
– Вполне терпимо, Генри.
– Мне позвонили из агентства насчет работы. Надо бы взглянуть, что там. Потом заехать к тебе?
– Обязательно. К одиннадцати я должен вернуться с той встречи, о которой говорил тебе вчера вечером.
– Еще звонки были?
– Пока нет.
– Заметано. До скорого, – попрощался он и повесил трубку.
Я принял холодный душ, побрился, надел неброский деловой костюм коричневого цвета и заказал кофе в баре внизу. Официанта, принесшего кофе, я попросил убрать пустые бутылки и дал ему доллар за труды. После двух чашек черного кофе я окончательно пришел в себя и поехал в центр города, в огромный роскошный магазин ювелирной фирмы «Гэлмор» на Седьмой улице.
Утро снова выдалось ярким и солнечным, и начинало казаться, что в такой погожий день все должно уладиться само собой.
Добиться встречи с мистером Лэнсингом Гэлмором оказалось не так-то просто, поэтому пришлось сказать секретарю, что мое дело касается миссис Пенраддок и носит сугубо личный характер. Как только эти слова достигли ушей мистера Гэлмора, меня незамедлительно провели в длинный, облицованный деревянными панелями кабинет, в дальнем конце которого за массивным письменным столом сидел глава фирмы. Он протянул мне худую розовую ладонь:
– Мистер Гейдж? Кажется, мы не знакомы?
– Нет, мистер Гэлмор, это наша первая встреча. Я жених – по крайней мере, был до вчерашнего вечера – мисс Эллен Макинтош, которая, как вы, вероятно, знаете, работает сиделкой у миссис Пенраддок. Меня привело к вам дело чрезвычайно деликатного свойства, и, прежде чем изложить его, мне хотелось бы получить обещание конфиденциальности.
На вид мистеру Гэлмору было лет семьдесят пять. Очень худой, высокий, аккуратный, хорошо сохранившийся пожилой джентльмен с холодными голубыми глазами и приятной улыбкой. Одевался он совсем не старомодно – серый фланелевый костюм с алой гвоздикой в петлице.
– Именно этого я взял себе за правило никогда не обещать, мистер Гейдж, – ответил он. – Мне такое требование представляется нечестным. Но если вы утверждаете, что дело касается миссис Пенраддок и оно чрезвычайно деликатное и конфиденциальное, я сделаю для вас исключение.
– Смею вас заверить, мистер Гэлмор, это истинная правда, – ответил я и поведал ему всю историю, ничего не скрывая – даже того факта, что вчера я выпил слишком много виски.
Выслушав рассказ, Гэлмор с любопытством посмотрел на меня. Потом протянул изящную руку, взял со стола старинную ручку в виде гусиного пера и медленно почесал правое ухо.
– Мистер Гейдж, – спросил он, – как вы думаете, почему за эту нитку жемчуга попросили пять тысяч долларов?
– Если вы позволите мне высказывать догадки в таком сугубо личном деле, мистер Гэлмор, я бы мог предложить объяснение.
Он передвинул гусиное перо к левому уху:
– Говори, сынок.
– Все дело в том, что жемчуг настоящий, мистер Гэлмор. Вы старинный друг миссис Пенраддок – возможно, даже юношеская любовь. Когда она попросила вас продать жемчуг – подарок к золотому юбилею свадьбы, – поскольку испытывала острый недостаток денег на весьма благородные цели, вы не стали этого делать. Вы притворились, что продали жемчуг. Отдали ей двадцать тысяч собственных денег и вернули ожерелье – под видом копии, изготовленной в Чехословакии.