Мистер Джитер снова посмотрел на часы, раздраженно нахмурился и сунул их в жилетный карман.
– Вот и разберитесь с этим сами, – отрезал он. – Кстати, окружной прокурор – мой лучший друг. А если это дело вам не по зубам…
– Пусть так, – заметил я, – однако нас, грешных, вы зачем-то наняли. Несмотря на то что окружной прокурор у вас в жилетном кармане вместе с этими часами.
Он надел шляпу, натянул перчатку, постучал по ботинкам тростью, подошел к двери и открыл ее.
– Я жду результата и плачу за него, – холодно промолвил он. – Плачу сразу. Плачу щедро, хотя щедрость мне не свойственна. Думаю, мы друг друга поняли.
Он почти подмигнул нам и вышел. Дверь с доводчиком мягко закрылась. Я посмотрел на Анну и осклабился.
– Красавчик, не правда ли? – спросила она. – Душа компании, сразу видать.
Я выжал из нее двадцать долларов на расходы.
2
Нужного мне Арбогаста звали Джоном Д. Арбогастом, и у него была контора на бульваре Сансет неподалеку от Айвер-авеню. Я позвонил ему из телефонной будки. Голос, ответивший мне, принадлежал толстяку. Толстяк слегка задыхался, словно только что выиграл конкурс по поеданию пирогов.
– Мистер Джон Арбогаст?
– Да.
– Меня зовут Филип Марлоу, и я расследую дело, в котором вы выступали экспертом. Заказчик – некий Джитер.
– Да?
– Вы не против, если я заскочу к вам после того, как позавтракаю?
– Да.
Арбогаст повесил трубку. Я решил, что он не болтун.
Я съел ланч и поехал к нему. Кирпичное двухэтажное здание к западу от Айвер недавно покрасили. На первом этаже располагались магазины и ресторан. Широкий лестничный пролет вел на второй этаж. В списке жильцов внизу я прочел: «Джон Д. Арбогаст, кабинет 212». Поднявшись по ступеням, я оказался в широком коридоре, который шел параллельно улице. Мужчина в халате стоял в дверях справа. На лбу у него красовалось зеркало на резинке, сдвинутое назад, на лице застыло удивление. Завидев меня, мужчина скрылся за дверью.
Я направился в другую сторону и прошел почти половину коридора. На двери со стороны, противоположной бульвару, значилось: «Джон Д. Арбогаст, экспертиза сомнительных документов, частный кабинет. Вход». Дверь с легкостью отворилась в маленькую приемную без окон, где стояли пара простеньких кресел и никелированных пепельниц, лежали журналы. Горели два торшера и плафон на потолке. На внутренней двери висела дешевая, но массивная новенькая табличка: «Джон Д. Арбогаст, экспертиза сомнительных документов. Частный кабинет».
Звонок зазвонил, когда я открыл внешнюю дверь, и продолжал звонить до тех пор, пока я ее не закрыл. Ничего не изменилось. В приемной было пусто, внутренняя дверь закрыта. Я приложил ухо к панели – внутри тихо. Постучался. Ответа не было. Я повернул ручку. Дверь открылась, и я вошел.
Два плотно закрытых и занавешенных по краям окна выходили на север. На подоконниках лежала пыль. Стол, два картотечных ящика, ковер как ковер, стены как стены. На стеклянной панели еще одной двери шла надпись: «Джон Д. Арбогаст. Лаборатория. Не входить».
Интересно, сумею ли я теперь забыть это имя?
Комната, в которую я вошел, была маленькой. Даже для пухлой короткопалой руки, неподвижно лежавшей на краю стола, сжимая толстый карандаш, наподобие плотницкого. Запястье безволосое, как тарелка. Несвежие манжеты торчали из-под рукава пиджака, но ниже все было скрыто дальним краем стола. Сам стол меньше шести футов в длину; вероятно, хозяин был невысок ростом. С того места, где я стоял, я мог разглядеть только руку и часть рукава. Я быстро вернулся в приемную, запер внешнюю дверь, потушил свет, вернулся в кабинет и обошел вокруг стола.
Он и впрямь был очень толст, куда до него Анне Халси. Лицо, размером с баскетбольный мяч, сохраняло приятную розовость даже сейчас. Толстяк стоял на коленях, опустив большую голову между острыми краями тумб, из-под левой руки, лежавшей на полу, виднелся клочок желтоватой бумаги. Пальцы были растопырены, как могут быть растопырены пальцы толстяка, между ними и торчал тот клочок. Казалось, что его расплющило, вдавило в пол, но на самом деле на коленях толстяка удерживал собственный вес. Тело упиралось в огромные бедра, толщина которых не давала ему рухнуть на пол. Чтобы опрокинуть его навзничь, потребовалась бы пара крепких фулбеков. Не слишком хорошая идея. Я дал себе время отдышаться и вытер пот на затылке, хотя день стоял не жаркий.