Девушка окинула меня холодным взглядом:
– Что за послание, кареглазый?
– Я бы сперва вошел, – ответил я. – Не привык разговаривать стоя.
Она равнодушно рассмеялась, и я скользнул за кончиком ее сигареты в длинную, довольную узкую комнату, в которой было много красивой мебели, много окон, портьер, много всего. Большое полено горело за экраном газового камина. На полу перед розовым диваном лежал шелковый восточный ковер, рядом на низеньком столике стояли скотч, содовая, лед в ведерке – все, что нужно, чтобы мужчина почувствовал себя как дома.
– Можете выпить, – сказала она. – Похоже, вы не привыкли разговаривать без стакана в руке.
Я сел и потянулся к бутылке. Девушка опустилась в глубокое кресло, скрестив ноги. Я вспомнил Хокинса, совершающего моцион вокруг квартала. Пожалуй, в чем-то он был прав.
– Итак, вас прислал Марти Эстель, – начала она, отказавшись от выпивки.
– В глаза такого не видел.
– Так я и думала. Что за шуточки, оборванец? Марти оценит, что ты воспользовался его именем.
– Поджилки затряслись. А почему вы меня впустили?
– Из любопытства. Я знала – когда-нибудь сюда заявится молодчик вроде тебя. Но меня не запугаешь. Сыщик?
Я закурил и кивнул:
– Частный. Хочу кое-что предложить.
– Так предлагай, – зевнула она.
– Сколько вы хотите отступных за молодого Джитера?
Она снова зевнула:
– Ты мне нравишься, но не настолько, чтобы я тебе ответила.
– Не надо меня запугивать. Нет, правда, сколько? Или мое предложение вас оскорбляет?
Она улыбнулась. Улыбка мне понравилась. И зубы.
– Я теперь плохая девочка, – сказала она. – Мне не приходится просить дважды. Получаю все, что захочу, перевязанное голубой ленточкой.
– Старик не отступится. Говорят, он большая шишка.
– Мне-то что за дело?
Я кивнул и отпил из стакана. Хороший виски, по правде сказать – превосходный.
– Он платить не собирается. Хочет вас очернить. Обещает большие неприятности. Но мне это не по нраву.
– И тем не менее ты на него работаешь.
– Странно, не правда ли? Вероятно, есть способ все уладить, но пока я до него не додумался. Так сколько вы готовы взять? И готовы ли?
– Как насчет пятидесяти кусков?
– Пятьдесят вам и столько же Марти?
Она рассмеялась:
– Марти не любит, когда я вмешиваюсь в его бизнес. Я говорила только за себя.
Она перекинула ноги на другую сторону. Я положил в стакан еще кусок льда.
– Я думал о пяти сотнях, – сказал я.
– Пяти сотнях чего? – удивилась она.
– Долларов, не «роллс-ройсов».
Она искренне расхохоталась:
– Ты меня забавляешь. Стоило бы послать тебя к дьяволу, но у меня слабость к кареглазым. Люблю теплые карие глаза с золотистыми прожилками.
– Забудьте. У меня за душой ни гроша.
Она улыбнулась и вставила в рот новую сигарету. Я поднес ей зажигалку. Она в упор посмотрела на меня. В ее глазах блестели искорки.
– А если мне хватает? – мягко промолвила она.
– Возможно, поэтому он нанял толстяка? Чтобы не мог плясать под вашу дудку?
– Кто нанял толстяка?
– Старик Джитер нанял толстяка по фамилии Арбогаст. Он расследовал это дело до меня. А вы не знали? Его пристрелили сегодня утром.
Я произнес эту фразу намеренно просто, рассчитывая на эффект неожиданности, но она осталась неподвижна. Все та же дерзкая улыбочка застыла в уголках губ. Выражение глаз не изменилось. Девушка тихо вздохнула.
– Это имеет какое-то отношение ко мне? – спросила она спокойно.
– Я не знаю. Не знаю, кто его убил. Это случилось в его офисе около полудня. Не уверен, что его убили из-за Джитера. Но уж слишком все кстати – я успел взяться за это дело, но не успел с ним поговорить.
Она кивнула:
– Я понимаю. И ты решил, что это дело рук Марти. И разумеется, позвонил в полицию?
– Разумеется, нет.
– Это немного усложняет дело, брат.
– Верно, но давайте задумаемся о цене. Не стоит повышать ставки. Что бы копы ни имели против меня, у них будет еще больше вопросов к вам и к Марти, когда они прознают об этом деле. Если прознают.
– Мелкий шантаж, – холодно заметила она. – Думаю, иначе это не назовешь. Не дразни меня, кареглазый. Кстати, я знаю твое имя?