– Филип Марлоу.
– Вот что, Филип. Когда-то обо мне писали в светских альманахах. Я из хорошей семьи. Старый Джитер погубил моего отца – все в рамках закона, все, как умеют эти мерзавцы, – но отец покончил с собой, мать умерла, и у меня на руках осталась сестренка-школьница. Наверное, я не слишком стеснялась в средствах, чтобы иметь возможность о ней заботиться. Возможно, в скором времени мне придется взять на себя заботу о старике Джитере, даже если ради этого придется женить на себе его сынка.
– Пасынка, – сказал я. – Он ему не родной.
– Поверь, брат, разницы никакой. А годика через два малыш получит серьезное наследство. Могло быть и хуже, даже учитывая, что он любит закладывать за воротник.
– Вы не осмелитесь сказать это ему в глаза, леди.
– Думаешь? Оглянись-ка, сыщик. И вынь затычки из ушей.
Я встал и быстро обернулся. Он стоял в четырех футах от меня. Должно быть, вышел из соседней комнаты и прокрался по ковру, пока я занимался словоблудием. Это был крупный блондин в спортивном пиджаке из грубой шерсти, кашне и рубашке с открытым воротом. Лицо у него было красное, глаза блестели и с трудом фокусировались. Для такого раннего часа он успел изрядно набраться.
– Убирайся, пока держишься на своих двоих! – прорычал он. – Я все слышал. Гарри может говорить обо мне все, что ей вздумается. Мне это по душе. Вали отсюда, пока я не вбил тебе зубы в глотку!
Девушка за моей спиной рассмеялась. Мне это не понравилось. Я шагнул навстречу блондинистому здоровяку. Его глаза сверкнули. Несмотря на размеры, боксер из него был никакой.
– Вмажь ему хорошенько, милый, – холодно промолвила за моей спиной. – Люблю я смотреть, как у этих крутых ребят подгибаются колени…
Я обернулся к ней, злобно ухмыляясь. Это было ошибкой. Положим, он был не в форме, но мимо неподвижно стоящей стены не промахнулся бы. Он ударил меня, когда я поворачивал голову назад. Удар болезненный. Врезал аккурат в челюсть.
Меня повело в сторону, я попытался устоять на ногах, но поскользнулся на шелковом ковре. Я круто спикировал вниз, стукнувшись затылком о какой-то предмет мебели, оказавшийся крепче, чем моя голова.
Его торжествующая красная рожа мелькнула надо мной, как в тумане. Даже в тот момент я испытывал к нему легкую жалость.
Темнота накрыла меня, и я отключился.
4
Я пришел в себя, и свет из окон хлестнул меня по глазам. Затылок ныл и был липким на ощупь. Я медленно перекатился на живот, словно кот в незнакомом доме, встал на колени и потянулся к бутылке скотча, стоявшей на низеньком столике в углу дивана. Каким-то чудом я ее не разбил. Падая, я ударился головой об ножку кресла в виде когтистой лапы. В сравнении с этим удар молодого Джитера был игрушкой. Челюсть ныла, но эта боль не стоила упоминания в дневнике.
Я встал, отхлебнул виски и огляделся. Смотреть было не на что. Комната опустела, в ней висели тишина и память об аромате хороших духов. Из тех, что вы не замечаете, пока запах почти не рассеется, как последний сухой лист, упавший с дерева. Я приложил к затылку носовой платок, решил, что звать на помощь незачем, и отхлебнул еще виски.
Я сидел с бутылкой на коленях, прислушиваясь к дальнему гулу с улицы. Симпатичная комнатка. А мисс Гарриет Хантресс симпатичная девушка. Возможно, знакомства у нее не самые изысканные, но стоит ли придираться? Не мне ее винить. Я сделал еще глоток. Уровень жидкости в бутылке заметно уменьшался. Такой мягкий виски проскакивал незаметно, не обжигая глотки, как пойло, к которому привык я. Еще глоточек. В голове просветлело. Я чувствовал себя превосходно. Сейчас запою пролог к «Паяцам». Если она сама за себя платит, я только за. Целиком на ее стороне. Шикарная женщина. Потом я глотнул еще немного ее виски.
Бутылка, однако, была еще наполовину полна. Я нежно встряхнул ее, сунул в карман плаща, кое-как нахлобучил шляпу и вышел. Стараясь не натыкаться на стены, добрался до лифта, съехал вниз и вышел в вестибюль.
Хокинс, местный детектив, по-прежнему стоял, облокотившись на стойку и не сводя глаз с кувшина Али-Бабы. Все тот же портье за стойкой шевелил крохотными усиками. Я улыбнулся им. Они улыбнулись в ответ. Какие милые люди.
Я умудрился с первого раза открыть дверь, сунул швейцару четвертак, плавно преодолел лестницу и вышел на улицу. На землю опускались стремительные калифорнийские сумерки. Вечерок выдался славный. Венера на западе сияла, как уличный фонарь, как сама жизнь, как глаза мисс Хантресс, как бутылка скотча. Кстати, о скотче. Я вытащил из кармана квадратную бутылку, погладил, проверил пробку и снова сунул в карман. Будет чем дома заняться.