Ненадолго оставив Югетт под присмотром одного из своих подчиненных, он делает мне знак следовать за ним в соседнюю комнату, которая оказывается спальней. На кровати сохранились отпечатки двух тел. Я немного смущен, потому что легашок ни секунды не сомневается, что я – дружок очаровательной вдовушки и что мы играли с ней в Адама и Еву, утешающихся после изгнания из земного рая.
Замечу в скобках, что этой парочке (я про Адама и Еву) надо было пожевать грушу или жвачку, а не яблоко. Так было бы лучше для всех – это я вам говорю. Жили б мы сейчас счастливо, без забот, без хлопот. Но эти гады откусили то чертово яблоко, и теперь у нас неприятностей полон рот. Я знаю, что каламбур не ахти, но думаю, что все-таки вызовет у вас улыбку.
Я смотрю на рыжего, рыжий на меня.
– Я где-то видел вашу фотографию, – подозрительно говорит он.
Хоть и бельгиец, а взгляд у него что называется американский, наметанный.
– Вы так думаете?
– Уверен. Кто вы и что делаете в этом доме?
Я достаю мое удостоверение и показываю ему.
Он сразу меняет свое отношение и начинает светиться от счастья.
– Господин комиссар Сан-Антонио! Для меня большая честь...
Я жестом успокаиваю его:
– Не так громко. Он опускает голову.
– Могу я вас спросить...
– Какого черта я тут делаю?
– Э-э... да!
Я с ходу придумываю ему маленький роман.
– Я вел расследование в Германии и заинтересовался Ван Бореном. Я расспрашивал его жену, представившись ей деловым знакомым ее мужа, когда... произошла драма.
У того из сердца вырывается крик:
– Как? Она невиновна?
– А что? Вы ее подозревали?
– Признаюсь, да. Когда мне сказали, что все двери были закрыты...
– Кто вам сказал?
– Соседка. Лифт работает только на подъем. Она спустилась и не заметила ничего необычного. Внизу, когда она спускалась на первый этаж, кто-то нажал на кнопку вызова. Она опустила глаза и увидела труп... Она закричала и подняла тревогу. – И он добавляет: – Как выдумаете, Ван Борена убили?
– Да...
– Кто?
– Вы от меня слишком многого хотите...
– А его жена, значит, невиновна? – настаивает он.
– Да.
– Ну ладно... Раз это утверждаете вы...
Хотя и находясь под сильным впечатлением от моей личности, он мне все-таки не верит. Вернее, ему жутко не хочется мне верить. Этот парень, должно быть, упрям, как дюжина ослов. У него есть сообразительность, упорство и уважение к старшим по званию – короче, все необходимое для успешной службы в полиции.
Я сажусь и угощаю его сигаретой с ватным фильтром. Он ее принимает. Тем лучше; чем быстрее я опустошу пачку с этой дрянью, тем лучше.
– У вас есть что-нибудь на Ван Борена? – спрашиваю я.
– Пока нет, но скоро будет.
– Вы оказали бы мне большую услугу, собрав о нем максимум сведений.
– Хорошо.
– Я загляну к вам в криминальную полицию. Как ваша фамилия?
– Робьер.
– Спасибо.
Я пожимаю ему пятерню и иду проститься с Югетт.
– Я скоро навещу вас, – говорю я ей на ухо. – Не волнуйтесь.
Она благодарит меня взглядом, в котором ясно читается испуг. Эту я могу получить в любое время, только выставив свою кандидатуру. Я имею приоритет на ее прелести.
В задумчивости спускаюсь по лестнице.
Холл первого этажа черен от народу. Санитары положили останки Ван Борена на носилки и прикрыли их брезентом. Журналисты из «Ла МЕз» суетятся в поисках подробностей. Они расспрашивают соседку, обнаружившую труп. Та, толстая и лоснящаяся, словно тонна сливочного масла, объясняет, как заметила тело.
Я останавливаюсь послушать ее рассказ.
– Мне оставалось пройти всего четыре ступеньки, – говорит кусок масла, – и тут я увидела мужчину, нажимавшего на кнопку звонка, напевая мелодию! Я опускаю глаза и вижу что-то темное со светлым пятном... Я сразу поняла, что это человек! Я закричала, показывая на него месье, ожидавшему лифт... Он посмотрел... Наклонился над шахтой и выругался! Он сказал очень грязное слово, я не могу его повторить! И ушел... А я закричала, потому что перепугалась.
Все согласно кивают. Я подхожу к бруску масла.
– Прощу прощения, мадам...
У нее толстые губы и щеки, свисающие до корсажа.