– Мне. Есть. Захотелось. Очень, – буквально выдавил из себя Клюев, и сам поразился тому, как угрожающе прозвучал его голос.
– Разумеется, уважаемый, разумеется. Что у вас там? – неожиданно легко Гринбер перегнулся через стол и глянул на дисплей. Вытянул тонкие губы. – Угу, чай с сахаром и бутерброды из, э, ржаного хлеба с колбасой. Ах, нет, простите, с копчёной колбасой. Никогда не понимал вас, русских. Наедаетесь ночью. И чем! Ржаным хлебом с колбасой! Брр. Никакой культуры потребления пищи.
– Не ваше дело, – честно предупредил Клюев.
– Да кто бы спорил, – с видимой готовностью согласился Гринбер, – никто и не спорит. Кстати, когда надоест прикладывать ухо к чужим дверям, загляните ко мне, сделайте земляку одолжение. Как выражается наш чешуйчатый друг, у меня есть вам сообщить неопровержимых фактов.
Клюев очень отчётливо скрипнул зубами.
– А конкретнее?
– Не здесь, – упредил его Гринбер и, немного помявшись для вида, поинтересовался, – вы ведь говорите по-французски?
– Если вы имеете в виду, понимаю ли я квебекский диалект, то – да, понимаю.
– Ну, вот и славно, – расплылся в улыбке Гринбер, – значит, поболтаем как землянин с землянином. А то, знаете, не хотелось бы, чтобы нас подслушивали. Вы согласны?
– Чтоб ты сдох, – ругнулся Клюев, когда дверь за Гринбером замкнулась.
В наступившей тишине неожиданно громко звякнул автомат. Клюев сгрёб на блюдце бутерброды, прихватил двумя пальцами уже нагревшуюся чашку с чаем и тут только заметил, что из наполовину приоткрытой двери на него с неподдельным интересом смотрит Пам.
Уже проваливаясь в долгожданный сон, как в спасение, Клюев успел краешком сознания уловить бьющуюся на поверхности дрёмы мысль. Мысль эта была простая, но неприятная и заключалась в том, что он, Клюев, никак не мог толком вспомнить: показалось ему или нет, что кроме каюты Пама, неплотно прикрыта была ещё одна дверь. Дверь в каюте Тол…
Глава IX
…го, очень долго не был Клюев в Большом Космосе. Лет десять, нет, пятнадцать, кажется. Хотя с последней командировки, наверное, двенадцать лет. Да, да, точно. Он тогда летал на Дуро, улаживал какой-то важный вопрос. А какой – сейчас и не вспомнить.
Из поблёскивающего сумрака выплыло лицо Лативумсайо. Лицо выглядело обиженным.
– А ведь я вас помню, Герман, – сказало лицо с укоризной, – вы с моим дедушкой работали. Вот ведь как. А помню я вас, потому что у нас генетическая память. Вы знаете, Клюев, что у нас генетическая память? Зна-аете, а от ужина отказались. Плохо это, Герман, – лицо надуло пухлые губки и сказало почему-то голосом Гринбера, – плохо. Вы же хуже Валкиндата. Лопаете ночью колбасу. Фу, никакой культуры. Позор один. Дождётесь, скормлю я вас каталийцам. Их тут вон сколько развелось, целое болото.
Ужасно неуютной была эта чавкающая и вихляющая под ногами кочка. Клюев замучался удерживаться на ней, одновременно отпихивая выползающих крокодилов. У крокодилов было по шесть лап. Очередной, получив тростью промеж глаз, насупился и сообщил Клюеву, что у него есть много неопровержимых доказательств и он обязательно сообщит куда следует о его, Клюева, хамском поведении. А пока он его немножко съест.
– Гады ползучие, – согласился Пам. Он сидел на соседней кочке, по-турецки скрестив ноги, чуть расправив огромные матово-чёрные крылья, и сочувственно наблюдал за стараниями Клюева. Крокодилы к нему отчего-то не приставали.
– Да помогите же мне! – разозлился Клюев. – Перенесите нас отсюда, наконец. Вы же можете, вы же это, летаете.
– Рождённый ползать летать не может, – невпопад, но весьма убедительно пояснил Пам, – и потом, не хочу мешать.
– Кому!? Мне или им? – Клюев с размаху треснул по темени очередного крокодила.
– Нет, – простодушно ответил Пам и указал когтистой лапой куда-то в сторону, – вот ему.
Рискуя остаться, как минимум без трости, а как максимум без ноги, Клюев всё же бросил мельком взгляд в указанном направлении.
На пригорке в лучах утреннего солнца на расстоянии нескольких шагов два совершенно одинаковых Валкиндата целились друг в друга из пистолетов века этак восемнадцатого. Земной истории, разумеется. А чуть поодаль с очень многозначительными физиономиями стояли почти навытяжку Толго в своём синем плаще с поднятым капюшоном и Гринбер в трусах и треуголке, здорово похожий на Наполеона.
– Вот едят же вас мухи, – ругнулся Клюев то ли на них, то ли на обнаглевших шестилапых крокодилов.
– Нет, серьёзно возразил Пам, – это дуэль. Щас кого-нибудь убьют, тело бросят крокодилам, а мы с вами преспокойно выберемся. – И вдруг зычно скомандовал. – Сходитесь, господа!