— Постоянный контакт? — спросил я не без некоторого удивления.
— Не зависящий от расстояния, — кивнул Шурик. — Методику мы выработали потом. Обучить можно каждого человека. Все записано в тетради. Единственное, что нужно, — особый запах. Возможно, он как—то стимулирует восприятие. Только вам… не советовал бы читать. — И болезненная улыбка омрачила его лицо.
Я почувствовал его боль. Мальчишка! Переживает…
Пора бы знать: в моем возрасте научишься читать мысли и без методики. И поймешь: телепатии — этого дара — не пожелал бы и своему врагу…
Он глянул совсем по—новому:
— Неужели?
Вот тут—то мне и открылось…
— Кажется, поздно! — сказал я, убивая его надежду. — Ведь ты подарил мне тогда букет? Верно? А я—то думал, что до шел сам…
— Нет—нет! — замахал он руками — Что вы! Это были просто цветы… Я не знал, что получится без методики!
Почему это пришло мне в голову только теперь? Дурманящий, тонкий запах желтых цветов? Значит, все дело в нем? Активируются центры древнего обонятельного мозга… Методику вырабатывает жизненный опыт…
Та весна… Мы шли по бело—розовой пене лепестков. Это была последняя такая весна в моей жизни.
Боль, ужас, глупость человеческих мыслей… Тайные, запрятанные в подсознание грешки… Радость, тщеславие, самодовольство… Скудность человеческих душ. Все это обрушилось на меня с той минуты, окутало, оглушило, не давало радоваться даже весне. Не оттого ли я так критически воспринимаю родных детей?
— Я все знаю о ваших детях. — Шурик прикрыл глаза. — И о дочери, и о сыне…
Сын — моя вторая боль. О такой боли лучше всего молчать. Он и его жена… Тоже врач. Врач—гинеколог. Каждый день приносила в дом коробки конфет. Конфеты… Может быть, я старомоден, но простите мне мою старомодность! Это самые обыкновенные взятки.
— Поверьте, я не хотел бы знать… Кому хочется…
— …вынести столько боли, — закончил я мысль за него. — Телепатия — это ноша. Тяжкое и радостное бремя. Ясновидящий должен вынести боль всех людей.
— Поэтому она не дается нам от природы. Прежде надо выработать защиту… Противоядие.
— Иммунитет! — подсказал я. — Он тоже вырабатывается в течение жизни.
— Вот и не отговаривайте меня от похода! Мы идем вырабатывать иммунитет… — Он сжал голову в ладонях. — Все не так просто… Лида меня любит.
— Что? — удивился я, подумав с ужасом, что он поймет сейчас мои мысли.
Я думал не о Татьяне. Но он только покачал головой.
— Любовь — частный случай того, что мы всегда искали… Это и есть ясновидение, одна из его разновидностей, доступная в принципе каждому…
Теперь я подумал и о Татьяне…
— Но как же семья? Сын?
— Все это ужасно, — кивнув, согласился Шурик. — Но вы тоже знаете все… И что это такое — разрыв телепатического контакта…
Я знал. Это я знал… Он встал и, протягивая мне тетрадь, сказал совсем не то, что следовало:
— Сохраните ее для сына…
Жизнь наказывает за все. Но иногда она наказывает слишком жестоко. Слишком жестоко. В том числе и тех, кого следовало бы пощадить… Но жизнь есть жизнь. Я всегда чувствовал, что впереди — трагедия. И когда он ушел, не попрощавшись. И в отпуске — когда не было от них никаких вестей из похода.
В Крым мы взяли Татьяну с сыном. Ехала она неохотно. Я упросил отложить развод… Мы собирали ракушки в Мисхорском парке.
Солнечный парк с горячим запахом южных сосен… Благоухание цветущих магнолий. Прогулки в горы. Теплые вечера — песни цикад, ароматы ночных растений. Дикий пляж с прибрежными валунами.
Море…
Татьяна даже не беспокоилась, что нет телеграммы от Шурика. Потом были и телеграммы… Хлопоты с вертолетом, который пришлось оплачивать институту…
Все это не было, как положено, зарегистрировано. Нашли только лодку и кое—какие вещи.
Впрочем, я не уверен — были ли это их вещи. Так и не выбрался в те места. Думал: это рядом — Свердловск, Катунь… На защиту летел с надеждой. Оставалась еще иллюзия. Думал, как—нибудь доберусь — вездеходом, на лошади. Привлеку местных спасателей.
Садился в самолет — еще была злость… А после — вечная радость взлета.
И, глядя сверху на уменьшенный земной макет — на все, что нас окружает, упрощенное до схемы искусственного макета, — с игрушечными машинками на лентах дорог, лениво вращающими игрушечные колеса, с кубиками домиков и четкими прямоугольниками полей, я думал: «Если бы все—таки был бог и смотрел на Землю вот так, с высоты, ведь он бы ни черта не разбирался в нашей жизни! Как это просто все, если глядеть сверху! Уныло, запрограммированно, однозначно. Ведь даже не предположить, что там, на четкой цветной схеме, в каждой коробке дома, столько сложности, столько боли! Что там — люди, в душе которых — сложность на несколько порядков высшая, чем сложность природы, того просто—напросто умело сделанного макета, если смотреть с высоты…»
Много лет я тешил себя надеждой: они живы, они заблудились в тайге! Они найдутся. Ведь там граница — думал я, изучив карты. Может быть, они потеряли ориентировку? И тайга сверху выглядит, как макет. Не все так страшно…
Они не вернулись. До сих пор я не открыл тетрадь… Что мне делать с ней, я не знаю.
Нужна ли она? Нужно ли нам само открытие? В нем заключено неслыханное могущество переделывать человека. А это решило бы так много проблем: проблему ясновидения, проблему преступности, проблему пьянства. Тогда бы психиатрия стала царицей наук! Она могла бы создать гениев, воспитывать и пробуждать таланты!
Но если бы все было так просто!.. Подчиненной энергией атома можно сжечь и можно обогреть планету — любое открытие имеет две стороны. Две и не более. У открытия Шурика есть третья… Об этом я молчал до сих пор. Методика телепатического контакта…
«Все записано в той тетради. Обучить можно каждого человека», — сказал, уходя, Шурик.
Только позже я понял, что это значит. Когда его не стало. Когда он заново поселился во мне… Нет, это не литературный прием! В этом — главная сторона открытия! Если методикой владеют два человека, происходит двухсторонний контакт — полный обмен информацией, памятью: обмен личностями.
Шурик…
Он — это я; я помню всю его жизнь. Подробности детства всплыли откуда—то в моей памяти… Мама в белом платке. Русская деревня, не похожая на мою. Косьба. Экзамены в институт. Любовь… Лида. Я вспомнил себя глазами трех первокурсников в маленькой ординаторской на первом заседании кружка… Шурик, Лидочка и Ольшевский — три человека, которые живут во мне.
Быть может, древняя мечта человечества о братском и вечном единстве — не такая уж наивная утопия? Но способны ли мы к этому теперь? Способны ли принять в себя других и с чистой совестью поделиться душою с кем—то? Нужно ли нам это открытие сегодня?
Может быть, это следующее достижение эволюции. Эволюцию не остановишь. Но это — тысячи, миллионы лет. За такой срок люди переменятся сами собой. Как еще изменить людей? Возможен ли третий путь? Пока мы не властны даже над генами, над наследственностью. Нам остается влиять на людей через их души — через сознание. Это есть воспитание! Люди воспитываются из детей!
А детей уже сегодня мало воспитывать так, чтобы получившиеся из них взрослые захотели себя менять: совершенствовать. Воспитывать шире, смелей, искусней! Кого же воспитывать?! Тех, кто к тридцати годам будет готов прочитать тетрадь, лежащую в верхнем ящике моего стола.