Характерно, что нередко работа на спецслужбы была семейным делом — например, секретными агентами ОГПУ-НКВД работали муж Марины Цветаевой С.Я. Эфрон и их дочь Ариадна Эфрон. Литературовед О.М. Брик некоторое время был гласным сотрудником секретного отдела ГПУ, его жена — держательница литературного салона Л.Ю. Брик — сотрудничала с Иностранным отделом ГПУ. Отец и дочь Зайончковские сыграли видную роль в истории крупных чекистских провокаций — генерал A.M. Зайончковский помогал легендарной операции «Трест», дочь О.А. Зайончковская-Попова, привлечённая отцом к работе на ГПУ в 1922 г. и вхожая в ряд генеральских семейств, много лет сочиняла клеветнические материалы о «заговорщике» Тухачевском, пристрастно «освещая» также С.С. Каменева, Б.М. Шапошникова и других военачальников[328]. Часто семейными парами являлись содержатели конспиративных квартир.
Некоторые документы, регламентировавшие работу с агентурой, ныне известны. В конце 1920-х гг. одним из таких документов была «анкета предварительной обработки» объекта, предназначенного для вербовки. Помимо обычных вопросов (социальное происхождение, служба в белых армиях) в анкете были и специфические: личные качества, политические убеждения, политическая эволюция, среда, в которой вращается и степень авторитетности в данной среде, благоприятны ли формы связи с объектом. Указывалось и то лицо, которое должно было освещаться кандидатом на вербовку. Анкета заполнялась сотрудниками ОГПУ на основании данных, полученных негласным путём[329].
Грубое принуждение было одним из главных инструментов вербовки. Отказ от сотрудничества с чекистами воспринимался не только как нелояльность, но как вызов и нередко преследовался в уголовном порядке. В декабре 1923 г. чекистами рассматривалось дело по обвинению священника А. Воскресенского в «распространении ложных слухов с целью подрыва авторитета органов ГПУ» — тот, по показаниям четырёх свидетелей, рассказывал «каждому встречному», что в Енисейском губотделе ГПУ его пытались завербовать для борьбы против сторонников патриарха Тихона. За это ПП ОГПУ ходатайствовало о высылке священника из Енисейской губернии.
Обычно только откровенная фабрикация обвинительных материалов давала шанс найти жертвам чекистского натиска защиту у прокуроров. Например, чекисты Енгуботдела ОГПУ за отказ работать на них сфабриковали дело на В. Митича, обвинив его в антисоветской агитации. Прокуратура в мае 1925 г. отметила, что настоящим мотивом для высылки стал «отказ Митича быть сексотом и опасение, что он может расконспирировать метод работы органов ГПУ по вербовке сексотрудников», найдя «такой мотив не заслуживающим уважения».
Не надеясь на заступничество местных властей, студент Томского университета Н. Пучкин в 1926 г. писал А.В. Луначарскому, что в селе, где молодой человек работал учителем, работник ОГПУ с помощью угроз заставил его подписать обязательство быть агентом. Требования доносов продолжались и в университете, куда Пучкин поступил в августе 1926 г. За нежелание сотрудничать ему угрожали исключением из университета. Пучкин писал, что стоит перед выбором, доносить на товарищей или покончить с собой: «Сделайте, что возможно! Буду обязан Вам своей жизнью». Реакция наркома просвещения на эту мольбу о помощи осталась неизвестной. В том же 1926 г. служащий с. Алейское Барнаульского округа И.Я. Соловьев написал в Президиум ВЦИК жалобу на уполномоченного окружного ОГПУ К.Г. Селедчикова, который, в ответ на отказ Соловьёва стать осведомителем, пригрозил сфабриковать на него дело и выслать, сообщив, что одного отказавшегося от работы на «органы» чекисты расстреляли[330].
Вот драма ссыльной княгини В.Н. Трубецкой — ноябрьским днём 1928 г. её остановил прямо на улице уполномоченный контрразведывательного отделения Иркутского окротдела ОГПУ В.И. Леший, объявил об аресте, а доставив в ОГПУ, потребовал от неё, запугивая расстрелом, согласия стать сексоткой. Двумя годами раньше Трубецкую уже пытались сделать осведомительницей, но тогда ее выручил заместитель окрпрокурора Мирошников. Чекисты не отступились, и в результате прокуратура получила новое заявление Веры Николаевны: «Леший мне говорил, что он может уничтожить для революции хоть десять человек и что для революции все хорошо, то есть цель оправдывает средства».
В прокуратуре Трубецкую, находившуюся на грани самоубийства, убедили, что её не расстреляют, и отправили в местное ОГПУ отношение, в котором требовали принять меры «к недопущению подобного приёма к вербованию осведов». Полпредство ОГПУ вынуждено было сделать своим подчинённым указание быть осторожнее в «методах работы», одновременно попросив прокуроров впредь не оформлять подобные факты, чтобы они никоим образом не фиксировались на бумаге…[331].
Эффективность агентурного осведомления базировалась как на широком сотрудничестве с ОГПУ партийно-советской номенклатуры, так и интенсивным проникновением агентов в среду интеллигенции, церкви, ссыльных, бывших белых офицеров, нэпманов и других парий режима. Верхушка партии требовала от властей учитывать чекистскую информацию, вникать в тонкости агентурной работы, оберегать агентов от расконспирирования, определять меры наказания провинившимся. За состояние агентурно-осведомительной сети с местных чекистов спрашивало не только их непосредственное начальство, но и партийные власти.
В феврале 1926 г. ЦК ВКП(б) в своём циркуляре отмечал, что местные партийные органы в своей работе недостаточно используют сводки и информационные доклады ОГПУ, из-за чего слабо учитывают политическое настроение масс и не в состоянии быстро устранить замеченные «органами» злоупотребления. В свою очередь, циркуляр Сибкрайкома ВКП(б) от 2 августа 1926 г. констатировал проблемы в такой важной сфере, как обратная связь органов безопасности с партийными властями: «В большинстве случаев парторганы не ставят в известность органы ОГПУ о принятых мерах по выявлению и изживанию тех или иных ненормальностей по сообщениям ОГПУ». Сибирская верхушка также указывала, что руководящие работники предприятий и учреждений при проверке сообщаемых фактов действуют неосторожно и в результате расшифровывают лиц, «давших ОГПУ сведения».
В том же августе 1926 г., откликаясь на циркуляр ЦК ВКП(б) № 4900/с об укреплении органов ОГПУ, Сибкрайком поручил заместителю Заковского Б.А. Баку и ответработнику крайкома Осипову «проработать вопрос о пополнении кадра секретных сотрудников ГПУ за счёт совпартшкол»[332].
Чекисты постоянно выступали перед местным начальством с отчётами, в том числе и о конспиративной работе. Промахи своих осведомителей они старались сглаживать. Например, в феврале 1923 г. выступавший на заседании президиума Минусинского укома РКП(б) уездный уполномоченный ГПУ Я.П. Пакалн заявил, что исключение из партии сексота Машкина преждевременно, т. к. он «под видом спекулянта исполнял секретные задания ГПУ». Президиум, сочтя доводы чекиста убедительными, отменил решение об исключении Машкина из партии.
В апреле 1923 г. тот же Я.П. Пакалн докладывал на заседании бюро укома РКП(б) о работе своего аппарата — 10 гласных сотрудников и трёх прикомандированных. Нехватка грамотных людей привела к тому, что от уполномоченного по информации коммуниста Базаркина — надёжного, но малограмотного — «пришлось всю информационную сеть передать мальчику Салмину». Е.Г. Салмин служил в ЧК-ГПУ с 14 лет и стал руководить осведомлением по огромному уезду в 17 лет. Тогда же он попался на том, что вместе с сотрудником ВЧК Дорошенко выкопал из земли ценности, принадлежавшие дяде Дорошенко, но Пакалн заступился за юнца и предложил всего лишь освободить его с ответственной работы (пять лет спустя Сапмин будет отдан под суд за издевательства над арестованными при допросах). Уполномоченный по политическим партиям Я.Э. Левит тоже характеризовался своим начальником как хороший работник, но Пакалн пенял, что агентура у Левита беспартийная и поэтому не очень ценная.
328
Кудрова И. "Гибель Марины Цветаевой". — М, 1995. С.144, 151, 174–178, 244–245, 256; Кочик В.Я. "Разведчики и резиденты ГРУ за пределами Отчизны". — М., 2004. С.467; Ваксберг А.И. "Лиля Брик. Жизнь и судьба". — М.-Смоленск, 1997. С. 96–98, 109–112,120; Тумшис М.А. "ВЧК. Война кланов". — М, 2004. С. 25–26.
330
Олех Г.Л. "Кровные узы" Ф.21; Измозик B.C. "Глаза и уши режима…" С. 118–119; Плеханов A.M. "ВЧК-ОГПУ…" С.243.