Некоторые руководители желали выслужиться, наклеивая политические ярлыки на собратьев-чекистов. В результате начальника Регстатотдела полпредства Г.Д. Долгова его коллега, инспектор адморгуправления И.С. Шуманов, в октябре 1928 г. обвинил в том, что тот «насилует факты по исканию правого уклона, как искал когда-то факты троцкистского уклона». При этом Заковский поддержал именно Шуманова, подчеркнув, что «правых уклонов в нашей ячейке нет и быть не может… имеют место отдельные "шушукания" или бабские сарафанные сплетни». По на местах отдельным чекистам предъявлялись обвинения в связях с «кулачеством»: в 1928 г. участковый уполномоченный Омского окротдела ОГПУ в Павлощжом районе Н.Г. Бурчанинов был обвинён в содействии течения кулацкой семьёй фиктивной справки о социально-имущественном положении[360].
Также можно отметить практику ссылки в самые отдалённые уголки Сибири видных чекистов-оппозиционеров. Например, М.Н. Николаев, работавший в ПП ГПУ по ЗСФСР, в январе 1928 г. за троцкизм был назначен начальником Алданского окротдела ОГПУ, а в 1929 г. работал помначальника Бурят-Монгольского облотдела ОГПУ.
Отдельно стоит расправа над уполномоченным Якутского облотдела ОГПУ П.С. Жерготовым, добившегося путём переговоров в декабре 1927 г. сдачи повстанческого отряда М.К. Артемьева. На почти бескровное выступление в пользу широкой автономии власти ответили массовыми расстрелами, причём среди казнённых оказался и Жерготов, обвинённый, вероятно, в предательстве (он обещал, что к сдавшимся не будут применяться репрессии)[361].
Таким образом, различные фракции компартии имели определённое количество сторонников в рядах своего «передового вооружённого отряда», но относительно заметная деятельность чекистов-оппозиционеров имела место до середины 1920-х гг. Позже это были отдельные эпизоды, не имевшие сколько-нибудь значительного влияния на основную массу работников ОГПУ.
Психология, быт и нравы
Специфические задачи, стоявшие перед ВЧК-ОГПУ, требовали особо подготовленных кадров: преданных идеологии, послушных и готовых защищать власть любыми способами. Очень быстро сложился особый психологический тип чекиста — винтика безжалостной репрессивной машины, гордящегося принадлежностью к ней и демонстрирующего окружающим своё превосходство как человека, обладающего как прямой вооружённой властью, так и тайными полномочиями, ставящими всех прочих в зависимость от него.
Быстрое формирование психологического типа чекиста неразрывно связано с реалиями гражданской войны. Мотив классовой мести играл значительную роль при поступлении в ЧК с целью именно расстреливать: бывший узник «эшелона смерти» Г.А. Линке с июня 1921 г. работал комендантом Амурского облотдела Госполитохраны ДВР. Н.М. Майстеров, трудившийся комендантом Енисейской губчека, а с 1922 г. — комендантом полпредства ОГПУ Сибкрая, потерял брата, убитого белыми в Каинской тюрьме. У алтайского партизана и большевика с 1917 г. А.Ф. Щербакова жену зверски замучили белые каратели. Узнав об этом, Щербаков дезертировал из полка и в марте 1920 г. поступил в Новониколаевскую губчека, где работал помощником коменданта[362].
Даже очень молодые люди приходили в ЧК с созревшим желанием убивать врагов. Как отмечал будущий руководитель Якутского облотдела ГПУ Ф.Н. Богословский, под влиянием белого террора у него, происходившего из семьи дьякона, в 21 год появилось «сильное желание, несмотря на совершенно другое воспитание в семье и школе, работать в органах ВЧК и именно расстреливать». Новониколаевский чекист-комсомолец А. Мишурис писал в ЧК, что, слушая на собрании горячее выступление 16-летнего А. Бромберга в защиту скаутского движения, испытывал сильное желание его застрелить. Дух нетерпимости к «врагу» специально культивировался, поэтому вполне логично, что в 1925 г. во время проверки политграмотности деревенского актива Новониколаевского уезда работник ОГПУ на вопрос, что сделать с середняком, критикующим местную власть, ответил: «С ним церемониться нечего»[363].
Для поведения чекистов были свойственны крайняя грубость, поскольку на окружающих они смотрели как на потенциальных сексотов или подследственных. Чекисты гордились безнаказанностью, и даже рядовые работники то и дело пытались показать своё превосходство советскому, военному или милицейскому начальству: следователи Омской губчека весной 1920 г. требовали партийного суда над не подчинившимся их требованиям снять «николаевский значок» губвоенкомом П.В. Дашкевичем, а сотрудник оперпункта ЧК ст. Черепаново в 1921 г. грозил арестом сделавшему ему замечание начальнику уездной милиции. Чекисты всегда ходили с оружием, охотно его, угрожая, демонстрировали, а пьяная «бесцельная стрельба» на улице была одной из самых распространённых причин административных и партийных взысканий. О нравах, распространённых в чекистской среде, говорит такой факт: когда один из коллег будущего известного разведчика И.И. Борового был за что-то расстрелян, председатель Витебской губчека И.А. Кадушин разрешил молодому оперативнику взять себе сапоги казнённого[364].
Демонстрируя беспощадность к врагу, зампред Томской губчека Б.А. Бак 28 августа 1920 г. написал такую высокомерную резолюцию на обращении осуждённого к высшей мере за руководство мифической подпольной офицерской организации А.С. Аркашова, в котором тот просил отправить его и подельников на войну с поляками: «В Советской республике фронт не наказание, а почётный долг и обязанность… Вы же, поднявшие в тылу позорное восстание, достойны только лишь смерти».
Осенью 1921 г. начальник секретного отдела Новониколаевской губчека К.Я. Крумин хвастался: «В результате моей упорной работы в чека расстреляна масса видных белогвардейцев. Сам лично участвовал и действительно раскрывал: во Владимире — белогвардейскую организацию "Владимирский офицерский батальон". В Омске: "Организацию полковника Орлеанова-Рощина", организацию офицеров "Самозащита", и в г. Новониколаевске: "Сибирское Учредительное Собрание", организацию "Союз мира" (офицерскую), организацию белоэсеровскую "Сибирско-Украинский союз фронтовиков". (…) Интересующимся моей личностью советую обратиться за справками в архивы чека [о] расстрелянных белогвардейцах и [спросить] у уцелевших в лагере. Обычно белые меня не любят и считают сволочью, а это равносильно ордену Красного Знамени от Рабоче-крестьянского правительства». О своём коллеге С.А. Евреинове Крумин в похвалу сообщил, что тот «лично расстреливал участников [белогвардейских организаций] в количестве нескольких сотен человек»[365].
Многие чекисты крайне гордились своей службой и её специфическими методами. В стихотворении журналиста Г.А. Астахова «ВЧК» (1918 г.), которое экс-чекист В.А. Надольский, несколько огрубив и усилив текст, распространял в середине 20-х гг. среди коллег как своё собственное, говорилось, что означают буквы аббревиатуры ВЧК:
Один из краеугольных камней клановой системы принцип защиты «своих» — неразрывно сочетался с разоблачениями и доносами. С первых лет существования «органов» доносы выступали постоянным регулятором отношений и воспринимались как двойная обязанность — и как коммуниста, и как чекиста. Самыми распространенными были доносы, разоблачавшие скрытие коллегами неблагоприятного социального происхождения или «связи с чуждым элементом», а на обманувшего доверие «органов» сотрудника смотрели как на потенциальную агентуру классового врага, стремившуюся проникнуть в ряды «вооружённого отряда партии». Между тем семья и секс то и дело связывали чекистов с неподходящими, а то и социально-чуждыми кадрами. Чекисты были нередко женаты на дочерях расстрелянных офицеров, священников, нэпманов и «раскулаченных». Все эти казусы тщательно расследовались, а расплатой за них было частое расставание с чекистской карьерой.
360
ГАНО. Ф. п-6. Оп.1. Д. 884. Л.40,38. Д.936. Л.95; Ф. п-1204. Оп.1. Д.5. Л.167,169; ЦДНИОО. Ф.14. Оп.2. Д 545. Л.335.
361
ГАНО. Ф. п-6. Оп.1. Д.934. Л.28 об.; Фёдоров М.М. "Человек и нация под пятой тоталитаризма" //Илин 2001, № 1.
362
РГАСПИ. Ф.17. Оп.9. Д.2985. Л.126–126 об., Архив УФСБ по НСО Д. п-20905. Л.82; ГАНО. Ф. п-11. Оп.1. Д.77. Л.7–8.
363
ГАНО. Ф. п-1. Оп.8. Д.36. Л.15–19; Архив УФСБ по НСО. Д. п-6127. Л.3-18. Д. п-11353. Л.1; Угроватов А.П. "Красный бандитизм…" С.124.
364
ГАНО. Ф. тЙ. Оп.9. Д.7а. Л.204, Ф. п-17. Оп.1. Д.6. Л.8; РГАНИ Ф.6. Оп. З. Д.467. Л.241–245.
365
"Боль людская…" Т.5. — Томск, 1999. С.34, 50; Тепляков А.Г. "Красный бандитизм". С 81–82; Он же. "Сексотка Люба" //Родина 2000, № 9 С.72
366
Архив УФСБ по НСО. Д. п-15206 (пакет); Шенталинский В.А. "Донос на Сократа". — М., 2001. С.415.