Комендант форта Кобб отказался выполнить эти требования Уильяма Закари, однако претензии Закари были вполне обоснованными, что подтвердили последующие многолетние разбирательства в американских судах по этому поводу, которые длились несколько десятилетий.
Но, к сожалению, Уильям Закари даже не догадывался, что в то время, как он вёл безуспешные переговоры с комендантом форта Кобб, один из кавалерийских разъездов, посланных из форта для рекогносцировки местности, наткнулся на тот самый отряд вооружённых белых поселенцев, которые собирались соединиться с Эйбом Келси и самим Уильямом, чтобы отбить у индейцев маленького сына Келси. Представители федеральных сил, завидев отряд вооружённых ружьями и пистолетами поселенцев, приказали им немедленно убираться туда, откуда они приехали, и больше не попадаться им на глаза. В тот момент, когда бушевала Гражданская война, федералы старались не допустить ни малейшей возможности, чтобы кто-то из белых поселенцев попытался соединиться с силами мятежников-южан, и всегда поступали точно таким же образом во всех аналогичных случаях. Людям пришлось смириться перед превосходящими силами федеральных войск, и они нехотя отправились обратно, так и не попытавшись освободить маленького Сета Келси.
Больше Эйбу так никогда и не удалось вновь собрать такой же отряд вооружённых людей, готовых прийти к нему на помощь. Взбешённый неудачей, он принялся во всём обвинять всё того же Уильяма Закари, утверждая, что это Уильям тайно сообщил проклятым янки место расположения отряда, когда ездил в форт Кобб, и что он нарочно сделал это для того, чтобы натравить янки на отряд и сделать так, чтобы его развернули обратно. Тем самым он будто бы хотел выслужиться перед индейцами, которые в знак благодарности за подобное поведение Закари обязались никогда не совершать набеги на его владения и фермы и не уводить его лошадей. Как ни чудовищно звучало всё это обвинение, многие тем не менее в него поверили, и на Уильяма Закари, одного из самых непримиримых противников индейцев и защитников белых поселенцев, легло позорное клеймо предателя, которое практически невозможно было ничем смыть.
После этого разум Келси, похоже, окончательно помутился. Он решил любой ценой сблизиться со своим индейским «сыном», который по-прежнему отвергал его. Бесконечные неудачи лишь ещё больше подстегнули его желание жить вместе с «сыном». Поскольку его «сын» не желал покидать племени кайова, Эйб Келси сам решил стать индейцем. Он прибился к тому племени, в котором жил его «сын», и всюду следовал за ним, питаясь теми объедками, которые бросали ему индейцы. Сам же он доставал им виски и оружие, если у него была такая возможность. Он даже подыскивал индейцам лёгкие объекты для нападения из числа ферм и домов белых поселенцев. Это обстоятельство могло бы делать его смертельно опасным, если бы только индейцы верили всему, что он им говорил.
Но, несмотря на все эти услуги, индейцы всё равно не желали иметь с ним ничего общего и не хотели считать его за своего. Опасаясь в силу своих суеверий убить или ранить этого сумасшедшего человека, они пытались изгнать его из своего племени любыми другими способами. Чтобы заставить Келси уйти, они попытались сделать его жизнь в племени невыносимой: они отнимали у него все вещи, бросали его в реки, награждали тычками и тумаками. А тот мальчик, которого он считал своим сыном, лишь плевался, когда Эйб Келси приближался к нему.
Сам же Келси возлагал вину за всё это на Уильяма Закари.
Впрочем, после того, как Келси сам перешёл в стан индейцев, никто больше не воспринимал всерьёз его домыслы о тайном сговоре Закари с кайова. Своим поступком он сам подорвал доверие к своим словам. Если бы этого не случилось, то Закари, скорее всего, ожидали бы неприятности. Ведь никаких заборов и ограждений на просторах прерий не существовало, а подозрение в сговоре с индейцами вполне могло бы послужить поводом для расправы с семейством Закари как с предателями. Но ничего этого не произошло, и Закари продолжали свободно заниматься своим делом — разведением и выращивание скота. Они не могли уследить за всеми своими быками, коровами и лошадьми, и каждую зиму из их стада исчезало немало животных. Впрочем, почти такое же количество чужих животных и прибивалось к их собственному стаду. Та же самая картина наблюдалась и в хозяйствах других скотоводов Техаса. Людям поэтому приходилось постоянно договариваться друг с другом о разделе выручки за проданный скот, чтобы каждый получал то, что ему действительно по праву причитается. Если Келси продавали на рынке соседский скот, они обязательно уведомляли об этом своих соседей и затем сполна рассчитывались с ними. Точно так же поступали и их соседи. Это невольно вынуждало всех жить в мире и согласии друг с другом. Но Келси сумел изобрести новый способ отомстить Закари и поквитаться с ними. Способ, гораздо более действенный, чем все его недоказуемые инсинуации насчёт их воображаемых тайных шашней с индейцами. То новое страшное оружие, которое он изобрёл против Закари, было по-настоящему убийственным, и в то же время Закари практически ничего не могли сделать, чтобы выбить его из рук Эйба Келси. Это было странное и страшное оружие, которое грозило разрушить их жизни, которое должно было не дать им жить в Техасе.