Торт, к слову тоже по мнению матери был "не такой". Сначала мать ругалась с отцом, что он привёз не тот торт, который она заказала. Потом мать переключилась на телефонную перебранку с заведующей кондитерской. Потом мать демонстративно "обиделась" и ушла в спальню, также демонстративно бросив на диван в зале подушку и одеяло для отца.
Вера поймала себя на мысли, что обрадовалась равнодушию родителей. И даже сделала вывод, что торт и, якобы подаренный на день рождения Веры, дом в сочетании с брошенными как бы между прочим поздравлением — лучший подарок. За день рождения в прошлом году, когда в разгар праздника мать закатила скандал "на публику", Вере было стыдно. Стыдно за несдержанность матери. В этом году тот факт, что родители не поругались перед Инкой и Маринкой, уже можно было считать дорогим и желанным подарком.
Вечером Вера пошла в свою комнату пораньше. Во-первых, потому что в переездной лихорадке, ей так и не дали спокойно сделать домашние задания. И, во-вторых, потому что родители опять затеяли традиционное вечернее выяснение отношений. Быть свидетелем очередного скандала Вера не хотела, поэтому заперлась в своей комнате, где под радио занялась уроками. Закончила поздно, уже ближе к полуночи. Наспех переоделась в пижаму и легла спать, быстро провалившись в сон.
Посреди ночи Вера проснулась от непонятных шорохов и звуков. Вера открыла глаза и оглядела комнату — возле межкомнатной двери стояли две фигуры.
Страха не было.
Вера приподнялась на локтях, в полусидячее положение. Фигуры продолжали стоять. Теперь Вера смогла их внимательнее рассмотреть в лунном свете. Более высокая фигура женщины в длинном плаще с капюшоном. В лунном свете блестела металлическая застёжка, соединяющая на груди женщины полы плаща, плавно переходящего в капюшон. Левая рука женщины лежала на плече второй фигуры — невысокого человекоподобного мохнатого существа. Визуально макушка "мохнатого" была чуть выше локтя женщины.
Вере показалось, что фигуры чего-то ждут. Фигуры молчали. Молчала и Вера, глядя на них. В какой-то момент фигуры переглянулись и правой, свободной рукой (левая рука женщины, продолжала лежать на плече "мохнатого"), женщина откинула капюшон. От того, что Вера увидела, холодный пот противно заструился по спине — перед Верой стояла… взрослая Вера. У женщины были черты лица Веры, но не такие, как сейчас, в пятнадцать лет, а такие, какими они будут в будущем: более чёткими, более резкими и заострёнными, без детской припухлости. Женщина усмехнулась и Вера увидела, что у женщины, так же, как и у самой Веры, ямочка только на правой щеке.
Вера хотела что-то сказать, но горло казалось скованным.
Женщина… или Вера из будущего, слегка коснулась губ указательным пальцем в жесте сохранять молчание. Впрочем, Вера и не могла ничего сказать.
Сколько времени пятнадцатилетняя Вера и Вера из будущего смотрели друг на друга, Вера не могла сказать. Время казалось замершим…
Вдруг женщина заговорила… или передала мысли на расстоянии? Этого Вера точно сказать не могла. Просто в какой-то момент в голове прозвучали слова:
— Пришло время просыпаться. Ты долго спала и хранила в себе то, что должно было проснуться. Пора! Пора узнать кто ты и откуда пришла…
Потом Вера видела как женщина присела перед мохнатым существом и снова в голове появились слова:
— Присмотри за ней… присмотри… за мной…
Мохнатое существо молча кивнуло мохнатой головой.
Бросив последний взгляд на Веру, женщина вышла за дверь. Или просто растворилась в воздухе?
Мохнатое существо уселось на корточках в углу и тоже, казалось исчезло в стене дома.
Вера ещё некоторое время смотрела на то место, где стояла гостья — Вера из будущего. Сколько лет было женщине? Судя по чертам, рассмотренным в лунном свете, женщине могло быть и двадцать пять и… сорок.
Уже под утро, погружаясь в сон, Вера снова ощутила, как мохнатая рука бережно поправила одеяло и успокаивающе погладила по волосам…
Глава 2. Цыганский приёмыш
С момента переезда в новый дом Вера спала тревожно почти каждую ночь. В лицее их нагружали большим объёмом знаний и высокими требованиями к выполнению заданий. Да и родители ругались каждый день…
Зато у Веры появился первый друг — мохнатое существо. Вера решила, что это их домовой. Частенько она ощущала, как он то поправляет одеяло, то гладит по волосам. Несколько раз сквозь сон Вера слышала ворчание. Тихое, спокойное ворчание, как будто он пытается ей рассказать на ночь сказку. Вот только из слов мохнатого, Вера ничего не понимала.
В одну из осенних ночей Вере приснился сон… Даже так, ей показалось, что в мгновение ока, она перенеслась далеко-далеко: куда-то в позднее Европейское средневековье.
Точно она не могла сказать в какой век, и в какую страну её "занесло", но Вера знала одно, всё, что она увидела во сне было ещё одним "пазлом" в картинке её странной жизни. Ещё одной подсказкой к пониманию, кто она и зачем пришла в этот мир…
Убегая на занятия, Вера решила взять с собой чистую тетрадку, в которую она, в свободное время, постаралась максимально подробно записать сон.
***
С самого рассвета табор медленно продолжал путь среди засеянных полей, по пыльной, раскалённой июльской жарой, дороге. Почти два десятка людей, десяток коней и четыре старые кибитки, нагруженные походным скарбом — вот всё, что удалось сохранить Бахтало от некогда зажиточной, оседлой жизни общины.
С чего началась смута, Бахтало не знал, но однажды ночью запылали факелы, дико завыли собаки и их спокойная и мирная жизнь закончилась. Страшно кричали сгорающие в своих домах соплеменники, слышны были крики “Сожжём ведьму”, “Бей воров”, “Гнать отравителей”. Ничего не понимающие, сонные, они с женой и дочкой выскочили из дома и сразу наткнулись на озверевшую толпу односельчан с вилами, топорами и вязанками хвороста.
Только вчера Бахтало виделся с этими людьми у колодца, говорили что пришла пора подготовить инструменты к страде и узнавали когда в цыганской кузне будет время для них, шутили и интересовались о здоровье домочадцев. А сейчас… В этих обезображенных гневом лицах, он не узнавал соседей, с которыми ещё вчера сидел за одним столом, покуривал трубку и пил виноградное вино.
Жена раньше него осознала, что происходит. Бахтало уже потом понял, что на каком-то непонятном мужчинам интуитивном уровне, о многих вещах женщины знали, потому что… знали. Зора оттолкнула дочку за спину, тряхнула волосами, шепнула ему на ухо: “Уводи дочь, Бахтало, спасай кого сможешь!”. И уперев руки в бока, пошла навстречу толпе, громким голосом отвлекая внимание на себя:
— Что случилось, соседи? Чья-то курица забрела в чужой огород? Встретили кого-то чужого? Зачем кричите, как на пожаре?
Поначалу опешившие от неожиданности сельчане на какое-то время примолкли, но потом кто-то из задних рядов крикнул:
— Ведьма зубы заговаривает, пали ведьму!
Крохотная надежда, которую на мгновение почувствовал Бахтало, оборвалась вместе с его сердцем… Эту минуту он не забудет никогда: Зора, его любимая озорная, черноволосая, белозубая, красавица жена, раскинув руки как большая пёстрая птица, рухнула на пыльную дорогу с торчащим из груди ножом. Все, что было после этой минуты, Бахтало вспоминал урывками — время как будто растянулось, замедлилось и оцепеневший от боли потери разум, выхватывал события кусками: вот он тащит за руку дочь, тонко подвывающую и рвущуюся к матери… вот он толкает в бок соседа и кричит: “Быстро, к кибиткам”… вот самого лучшего кузнеца — Сонакая, защищающего свою беременную жену, зарубили топорами прямо на глазах… сын Сонакая, дрожа от страха забился под телегу — его вытащили и дотащили до конюшни… вот подростки, уснувшие в конюшне после выгула табуна, с расширенными от страха глазами, выводят и запрягают лошадей в кибитки… вот они уже скачут, по дороге подхватив живущую на отшибе знахарку Гюли… и удаляющий пожар… пожар, видимый в ночи издалека, освещающий их побег долгие, очень долгие часы до рассвета… рассвета, который не увидит большая часть его табора.