Выбрать главу
мог, будь тот хоть самой крутой шишкой в городе. Ещё вчера он бы этого не сделал. Ещё вчера он погрустил бы, позлился, может быть, выпил. А потом помолился бы за её здоровье и попросил бога наказать виновного. Сегодня всё будет по-другому. Раз уж небесный отец не в силах защитить своих детей от них же самих, нужно что-то делать самому.  *** Участкового на месте не было - праздник, у телефона сидел один дежурный, лениво клацая что-то на компьютере. При виде отца Андрея он поднялся, поздоровался, предложил сесть и изложить суть дела. «Не узнал» про себя подумал Андрей, не спеша прикасаться к ручке и бумаге. - Дело у меня такое, что писать нечего, - вздохнул он, расстёгивая верхнюю пуговицу пальто. - Я вам расскажу что могу, а там решим, писать что-то или не надо, - дежурный кивнул, внимательно глядя на толстую цепь от креста на шее Андрея, тот вздохнул. - Батюшка я, да. Произошёл у меня... случай. По имени никого не назову - тайна исповеди. Скажу только, что есть один человек, взрослый, серьёзный человек, который обидел ребёнка, - он сглотнул, посмотрел на дежурного в упор. - У вас есть дети? - Есть, две девочки, - кивнул тот, - а что? - Тогда вы должны меня понять... Одну прихожанку изнасиловали. Ей четырнадцать лет. - Когда? - на лице дежурного вздулись желваки, Андрей поднял открытую ладонь: - Она не будет подавать заявление, она его очень боится. Он влиятельный человек и угрожал ей, чтобы она никому не проболталась. - Кто он? - Я не могу сказать. - Поймите, мы ничего не можем сделать без заявления и экспертизы. - Заявления не будет, - вздохнул Андрей, сжимая зубы. - Тогда почему вы пришли? - Потому что верую, - он увидел презрительное недоумение в глазах мужчины и добавил, - что на каждую силу найдётся большая сила. Может быть не здесь, может, не сейчас. Но найдётся человек, который не побоится высокого положения этого... - Я понял, - мужчина закивал, чуть прищурив глаза. - Я вас понял. Мне кажется, я даже знаю, о ком вы говорите. А даже если я и не прав, у того тоже грехов хватает, - он поднялся, пожал руку засобиравшемуся Андрею. - Найдётся сила, батюшка, на всех найдётся. *** Назад в храм он шагал уже гораздо увереннее, хотя причин, вроде бы, не было. Ну, рассказал. Почему? Зачем? Что может милиция сделать с таким человеком? Ведь город маленький, а он тут действительно всех уже давно купил, и не только здесь, у него пол-области в друзьях. Но этот дежурный говорил так уверенно... Через неделю в храм пришла одна очень странная женщина. Немолодая, но очень красивая, как с экрана, вся в золоте и жемчугах. Отец Андрей опустил глаза, пытаясь не останавливать взгляд на её серёжках - не дело, ну да бог ей судья. От хорошей жизни люди в церковь не приходят, сюда, как к доктору - либо когда мама за руку отведёт, либо когда уже совсем невмоготу. Почему же она пришла? Женщина долго молилась. Неправильно, её дёргали бабки-завсегдатаи, пытались наставлять и учить. Отец Андрей старался не замечать, потом увидел по лицу женщины, что доброжелатели её уже достали и тихонько шепнул обеим, чтобы не трогали. Они перестали. Женщина молилась больше часа, потом сунула в ящичек крупную купюру и ушла. Батюшка улыбнулся и посмотрел на икону Христа Спасителя, как никогда понимая, почему у него такие грустные глаза. Люди, пришедшие в храм, вроде бы должны уже понять, что счастье не в деньгах и что за деньги его не купишь. Почему же они продолжают пытаться даже здесь расплатиться и оставить чаевые? Спустя неделю, женщина пришла снова. Без украшений, зато с дочерью. Девочка выглядела так же, как многие виденные ранее отцом Андреем дети, насильно притащенные родителями. Лет пятнадцать, худая сутулая фигура, измождённое диетами лицо, вселенское раздражение в глазах и надпись на лбу: «Ну-ну, давай. Тебе так неимоверно сильно хотелось меня сюда притащить - аллилуйя, я здесь! Только вот дальше что? Я не верю, что это что-то изменит, да и ты скоро в этом разочаруешься... быстрее бы это кончилось!» Мать опять села молиться, девочка стояла рядом с таким видом, как будто автобус ждёт, изредка комментируя окружающее злым шёпотом. Они отстояли всю службу, потом мамаша сунула дочке купюру и показала, куда её бросить. Отец Андрей посмотрел на Христа, Христос смотрел на пару у ящика, у ящика дочка смотрела на мать как на безнадёжно непонимающего человека. Бабки неодобрительно косились на обеих, а когда дочка сердито прошипела «да пошло оно!» и вылетела вон, хлопнув дверью, в глазах окружающих появилась такая укоризна, как будто они только что вымыли пол, а девочка натоптала. Спустя ещё пару дней женщина опять пришла, на этот раз сама и не только без украшений, но и без косметики. Она вообще выглядела так, как будто за два дня похудела, постарела и растеряла былую красоту, взамен измазавшись грязными разводами скорби и какой-то такой злой обиды на весь мир, как будто её жизнь сломалась и больше не будет прежней, никогда. Она в первый раз подошла к отцу Андрею, но рассказывать ничего не стала, заказала сорокоуст за здравие дочери, опять оставила в ящике для пожертвований крупную сумму и ушла. В следующий раз она пришла в чёрном платке, её вела под руку незнакомая женщина, тоже в платке. Эта женщина обо всём договаривалась, брала номер телефона и уточняла детали. Отец Андрей только один раз решился обратиться к непрерывно молчащей матери: - Дочь? - Муж, - тихо выдохнула она. Вытерла глаза и ещё тише прошептала, - дочке плохо стало, повезли в больницу, очень... очень страшно было, что не успеем, - её дрожащие губы чуть искривились в попытке сложиться в улыбку, но от получившейся гримасы даже видавшему виды Андрею стало не по себе. Женщина закрыла лицо руками и опять разрыдалась. *** Перед кладбищем было столько машин, что казалось, сюда съехалась вся область. Все самые дорогие иномарки города выстроились вдоль дороги, из них выходили хмурые мужчины в дорогих костюмах, подавали руки дорогим женщинам в стильных чёрных платьях. У ворот кладбища стоял милицейский «бобик», знакомый участковый кивнул отцу Андрею вместо приветствия. Что они здесь делают? Служба прошла как обычно, он изо всех сил пытался искренне просить для умершего прощения грехов и упокоения с миром, но глаза то и дело скашивались, пытаясь всмотреться в его лицо и понять, как-то увидеть, что именно не так с этим человеком было при жизни. Не находилось и не понималось, такой же как все, абсолютно такой же, сотни уже были таких похорон, везде одно и то же - рыдает вдова, тихо плачут женщины, хмуро молчат мужчины... А она что здесь делает? Это лицо выпадало из шаблона, такое злое и удовлетворённое, как будто тут не человека хоронят, а судья выносит виновному жестокий, но справедливый приговор. Отец Андрей никак не ожидал увидеть на похоронах этого человека эту девочку, почему она пришла? Закончив всё, что должен был сделать, он подошёл к ней и наклонился, очень тихо спрашивая: - А ты зачем пришла? Она ответила злобно и без малейших попыток понизить голос: - Хотела убедиться, что эта сволочь действительно сдохла! Он уже хотел ответить, но замер, краем глаза заметив, как в колоне идущих мимо людей один человек вдруг остановился и посмотрел на них. Отец Андрей поднял глаза и увидел дочку, ту самую, которую покойный так спешил отвезти в больницу, что попал туда сам, чудом не убив жену и дочь. Девочка стояла прямо и гордо, сжатые губы вот-вот готовились рявкнуть какую-нибудь гадость, глаза полыхали яростью и обидой. Вторая девочка тоже выпрямилась и шагнула к ней, почти вплотную, высоко задирая подбородок и вызывающе вздёргивая брови. Одного взгляда в глаза обеих хватило, чтобы понять, что они отлично знают, кто чья дочь и кто кому что сделал. И что каждая считает себя вправе броситься на другую и вцепиться в глотку. Один мужчина из нестройной колоны идущих мимо вдруг споткнулся и чуть не упал, толкнув обеих девочек. Смущённо улыбнулся, опустил голову и тихо сказал: - Простите, будьте добры. Поправил потёртую джинсовую куртку и опять влился в толпу уходящих с кладбища. Девочки подняли глаза друг на друга, секунду посмотрели и опустили. Потом дочка медленно выдохнула, махнула рукой и тоже пошла по дорожке, а вторая задумчиво посмотрела вслед тому мужчине, который их толкнул. Отец Андрей тоже посмотрел, мужчина как раз обернулся и чуть заметно кивнул ему, как старому знакомому. Его бесконечно грустные глаза на миг блеснули надеждой, как будто во вселенском море скорби забрезжил тусклый огонёк одинокого парусника. Отец Андрей посмотрел на девочку и тихо повторил: - Простите. Будьте добры, ради бога.