Эдмонд пристально смотрел на понурившегося ученого, не зная, что на все это можно сказать.
– Тогда, подпишите вот здесь, что не имеете к мисс Тэнтоурис претензий, – Эдмонд протянул математику бланк.
– А можно попросить вас об одолжении, господин Палмер? – спросил Ллойд, возвращая подписанный документ.
– Конечно. И ты можешь называть меня по имени, просто "Эдмонд". Мы, насколько я вижу, ровесники, – обаятельно улыбнулся он.
– Я могу обратиться к вам, Эдмонд, – он нерешительно подбирал нужные слова, – если она еще будет так на меня смотреть?
– Разумеется, дружище! – Эдмонд встал и крепко пожал Ллойду руку.
Он уже собрался уходить, но Ллойд неожиданно произнес:
– Эдмонд!
– Да? – он обернулся.
– Я вспомнил. Вспомнил, как назвал тогда этого демона.
– И как же? – подался вперед Эдмонд.
– Чужой. По-моему это были последние слова…
– Хм, вроде довольно невинно для настоящего ругательства.
– Бабушка говорила, что ей говорил ее папа, мой прадедушка…
– Так, – нетерпеливо покивал Эдмонд.
– В общем, что высшие демоны не особо жалуются своими собственными сородичами. Они уважают их силу, но сторонятся…
Эдмонд пристально посмотрел на Ллойда.
– А могу я как-нибудь поговорить за чашечкой чая с твоей замечательной бабушкой, старина? – с новой порцией обаяния уточнил Эдмонд.
– К сожалению, она умерла пять лет назад от болотной лихорадки, осложненной проклятием злого духа, – печально ответил Ллойд.
– Сочувствую. Очень жаль. Если что, жду тебя в своем кабинете.
Эдмонд изобразил воинское приветствие и удалился, оставив математика наедине со своими страхами.
Глава 3. Паутина Эрика Дельмонта
Эдмонд отложил в сторону объемный фолиант, пахнущий библиотечной пылью и сыростью. Посмотрев на часы, он с удивлением обнаружил, что в компании этого интереснейшего труда по истории последней из Великих расовых войн, время незаметно добежало до окончания рабочего дня. Он протер уставшие глаза и словно на злейшего врага посмотрел на папку с надписью: «человек Л. Ворфстоун – демон С. Тэнтоурис».
Хроника давно минувших событий позволила ненадолго отвлечься от окаянного дела и взглянуть на современный конфликт более осмысленным взором.
Инспектор Палмер находился в непростой ситуации. С одной стороны, у него имелось объяснение потерпевшего, который отказывался от всех претензий к обидчику. С другой стороны, обидчик, использовавший довольно опасное заклинание, нисколько не раскаивался в содеянном. Можно было составить искусную многословную справку, которая скорее всего заставит дисциплинарный комитет закрыть дело. Это, конечно, нельзя было считать идеальным результатом, которыми так славился Эдмонд. Но не только в уязвленном самомнении Эдмонда от неэталонного завершения конфликта заключалась главная проблема.
Несомненно, Эдмонд видел свое призвание в умении вникать и безукоризненно улаживать самые сложные конфликты между людьми и демонами. Но базовой целью его работы, стоящей над функциями их отдела, являлось обеспечение безопасности сотрудников института. Потому он не мог проигнорировать такие вопиющие и потенциально опасные явления, как страхи Ллойда и нежелание Сильвии Тэнтоурис признать себя виноватой. Он не имел морального права забыть про угрожающую характеристику, которую Ллойд дал высшим демонам. И в то же время он был зажат в тиски соблюдения регламентов и внутренних сроков расследования. Чтобы продолжать проверку, инспектор Палмер должен предоставить Старику мотивированный рапорт о причинах, не позволяющих завершить дело. Но придавать словам Ллойда статус высеченной на бумаге истины! Это было совершенно недопустимо. Но какое-то время у него еще есть. В любом случае надо присмотреться к Сильвии.
Эдмонд быстренько накатал рапорт о целесообразности проведения воспитательной беседы с родителями виновника конфликта и направился к кабинету начальства. Эрик Дельмонт, которого подчиненные за глаза называли "Стариком" из-за его привычки давать самому себе подобную характеристику, был самым хитрым человеком в институте, и Эдмонд настраивал себя на тяжелый разговор. Но и представить себе не мог, насколько окажется прав.
– Разрешите?
– Заходи, Эдмонд.
Эрик Дельмонт полулежал в роскошном кресле, обтянутом редчайшей кожей болотного зеленого дракона. Перед ним стояла мало кому доступная настольная игра – трехмерные шахматы. Это игра была изобретена одним выдающимся магическим математиком сто лет назад с целью научить ум думать и ориентироваться в многомерных нелинейных процессах. Игра требовала одновременного присутствия мысли на нескольких пространственных уровнях и была доступна только узким специалистам. Трехмерные шахматы не только вынуждали думать в трех измерениях. За счет искривления мысленного пространства они собирали с противоположной от настоящего игрока стороне его призрачную копию, наделенную парадоксальным мышлением. Эрик проводил за шахматной доской часы и дни. Обычно он зависал над ней, как паук над жертвой, и запускал в сложную игровую ситуацию едкий яд своей нелинейной мысли. Этот яд поражал невидимого противника, собранного магическим механизмом из ментальной энергии самого игрока.