- Я дома об этом рассказывала, - коротко отчиталась Мария. – Тебе и Кате тоже.
- И вы думаете, что это Нетшин?
- Есть подозрения, - признал Бармин. – К тому же, он из Галича, а тамошние хозяева грезят унией. Да и сам он, как бы, не воспитанник иезуитов.
- Возможно, - не стал спорить брат, - но что ему до тебя?
- Видишь ли какое дело, - поморщился Бармин, - я располагаю неопровержимыми доказательствами, что он причастен к казни моего деда и ко всему прочему, что с этим связано.
- Даже так? – нахмурился Федор. – Тогда, все возможно. Думаешь, отец знает об этом?
- Что-то знает наверняка, - снова высказалась Мария. – Он Нетшина не любит, но все-таки от себя не гонит. Почему кстати?
- Нетшин - старый друг дяди Ивана, - предположил Федор. - Они, то ли учились вместе, то ли что-то еще. Точно не знаю, но это давняя дружба. Скорее всего, отец не хочет ссориться с императором. Брат-то он ему брат, но у императоров другие приоритеты, и родство не на первом месте…
- Тогда еще один деликатный вопрос, - вздохнул Ингвар. – Если полыхнет между христианами и язычниками…
- Уверен, что полыхнет?
- К этому все идет, - пожал плечами Бармин. – Напряжение нарастает, и, я думаю, твой отец это знает. Не может быть, чтобы служба безопасности ничего не увидела и не услышала. Мне ведь не только в Изборске высказали свое громкое «фэ». Кое-кто не стесняется оскорблять язычников вслух и при свидетелях.
- Ну, язычники, насколько я знаю, в долгу не остаются.
- Не спорю, - признал Бармин. – Сам иной раз испытываю острое желание проредить кое-какую юную поросль, а то страха, суки, не ведают. А ведь я, ты же знаешь, не просто умеренный, а, вообще, можно сказать, никакой. И уж если я тоже… Оттого и говорю, нутром чувствую, скоро полыхнет. А, если это случится в ходе войны с Австрией или сразу перед ее началом, то, считай, мы получили удар в спину. И устоит ли в этом случае империя, один большой вопрос. Можем и не сдюжить.
- Религиозная война… - тихо произнес Федор. Ему явно не нравился такой поворот дел.
- Да, Федя, она и есть, гражданская, религиозная… - подтвердила Мария. – Вы с отцом православные. Олег тоже. А мы с Ингваром – нет.
- Но ты же… - начал было Федор.
- Уже нет, Федя, - покачала она головой. – Я замуж вышла, и своего мужа не предам. Даже Дара уже не отступится, а она, помнишь, какая была? Так что вопрос не праздный. Что думает по этому поводу отец?
- Вашу семью он прикроет в любом случае…
- Но? – поинтересовался Ингвар.
- Не знаю, - еще больше нахмурился брат. – Не знаю!
- Тогда, скажи мне вот что, - предложил Бармин. – Как думаешь, что для него важнее, вопросы веры или сохранность государства?
- Ты намекаешь, что, если не принять меры, Северо-Запад отделится?
- А ты, как думаешь? – удивился Бармин. – Если начнется религиозная война, мы тут все сплотимся, и шведы до кучи примкнут. Может быть и отобьемся, но империя при таком исходе не выживет.
- Но ты же нас к себе приглашал…
- А что изменилось? – посмотрел ему в глаза Ингвар. – Мы своих не сдаем кем бы они ни были. У нас по всему Северо-Западу христиан всех конфессий едва ли не половина. Но бунтовать против своих будут лишь единицы. Остальные будут воевать с нами плечом к плечу. А вот в юго-восточных княжествах, боюсь, начнется резня. Армия развалится, дружины… как пойдет, а австрийцы будут наступать по нашей крови. Им нас не жаль, и православные в этом смысле ничуть не лучше язычников. Славяне, хазары… Недочеловеки мы для них.
- Но ты-то северянин, - прищурился Федор, - варяг, викинг. Голубая кровь и германцам близкий родич.
- Я язычник, - напомнил Бармин. – Шведы им большая родня, а все равно, прежде чем заключить их в братские объятия, надо бы избавить их от язычников…
- В таком аспекте я проблему не рассматривал, - признался Федор, явно обескураженный словами Ингвара.
- А князь Северский, как думаешь, рассматривает такую возможность или тоже не опускается до частностей?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю, а ты говоришь, рассказать…
- Можешь не раскрывать источник, но рассказать, я думаю, стоит, - после короткой паузы возразил Федор. – Если позволишь, я хотел бы участвовать в этом разговоре.
- Я тоже, - напомнила о себе Мария. – Пусть говорит при свидетелях.
- Ты что, не доверяешь отцу? – повернулся к ней Федор.
- Доверяю, - взяла она себя наконец в руки. – И доверяю, и люблю, но говорить мы будем не вчетвером, а впятером. Мать тоже пусть поучаствует. Если грядет война, я хочу знать, на кого и в чем мы сможем положиться. И хочу тебе напомнить, Федя, твоя жена и дочь - альвы, а их крести не крести, все равно в глазах правоверных они нехристи. Да и не люди, возможно.