Магазинчик не обманул моих ожиданий. Выбрав вино, я попросила продавщицу открыть его и поставить в бумажный пакет для пива — распивать алкоголь в поездах давно уже запрещено. А бывали времена…
Супружеская пара с удовольствием составила мне компанию. Мы разлили вино в кружки, открыли окно… В разговорах о том о сём провели весь день.
Верхняя полка по-прежнему пустовала.
Но недолго.
В Тайге место надо мной занял Андрей.
Ему было на вид лет тридцать, и из багажа у него был почти такой же, как у меня, полупустой рюкзак.
— Привет, соседи.
Парень протянул крепкую рабочую ладонь Михею Семёнычу. Тот привстал, пожал руку и сразу сообщил:
— Ты Ульяну нашу не беспокой, к нам за столик садись, если покушать прижмёт. Мы только рады.
Парень мне понравился. Я смотрела на него как заворожённая. Синие, обрамлённые длинными чёрными ресницами глаза посмотрели на меня с лёгкой усмешкой.
— А Ульяна у нас… Вы?
— Ты… То есть я, но на «ты».
— Рад познакомиться, соседка. Куда путь держишь?
Сколько себя помню, всегда в поезде застилала постель тёплым одеялом. Чего ёрзать по белому белью? Вот и в этот раз толстый рыжий плед спрятал застиранную простынь. Андрей взглядом попросил разрешения, и я почему-то сразу его поняла:
— Садись, конечно. Да… куда глаза глядят.
— А глядят? На Адлер?
— Посмотрим.
Михей Семёныч в стороне не остался:
— Уля хочет выйти где-нибудь по пути, погулять и потом доехать. Хорошая идея, знать бы раньше, что так можно.
Андрей посмотрел на меня с интересом:
— То есть… едешь вникудайвинг?
— Типа того. А ты?
Он улыбнулся, вынул из рюкзака яблоко и протянул мне:
— Угощайся. И я туда же.
Сосед хохотнул:
— Мы тебя, Уля, яблоками закормим.
Я посмотрела в ясные глаза соседа и вонзила зубы в сочный фрукт. Андрей снова чуть улыбнулся и хлопнул ладонями по коленям:
— Ну… пойду переоденусь. Или, если дамы не смущаются, я могу и тут.
— Дамы не смущаются, — подала голос жена Михея Семёныча, нарезая колбасу толстыми кружочками, вынимая остатки курицы-гриль и на скорую руку кроша в небольшую миску огурцы и помидоры. — Давайте к столу, ещё котлеты есть. Надо всё съедать, а то духота такая — пропадут.
Парень скинул спортивные штаны, впрыгнул в шорты и вытащил из рюкзака малосолёную щуку.
— С батей рыбачил. Старый он у меня, дом покосился — вот, ездил крышу перекрывал…
Разговаривали мы душевно, до позднего вечера. Девушка всё так же таращилась в свой айфон и на приглашение к столу вынула из ушей наушники, мельком оглядела нового соседа, улыбнулась и тоже получила от него яблоко.
Мы с Михеем Семёнычем рассмеялись.
А поезд спешил к новым пассажирам, собирая их в свою уютную утробу, и мчался дальше, весело стуча колёсами.
— Уль, купить что-нибудь на вечер?
Мы с Андреем сразу нашли общий язык. Ему на самом деле было тридцать лет, и кроме синих глаз меня очаровывал его голос и простота в общении. Он был весь нараспашку. И яблок у него оказалось много. Я вдруг полюбила яблоки. Хотя обычно ела их от случая к случаю.
Я была старше парня на четыре года. Давно не замужем и без детей, без братьев и сестёр, без родителей. Так уж вышло. А Андрей оказался из большой семьи. Таких уж и нет. Семеро детей. Он не самый старший.
— Рыбу. Тут продают замечательную рыбку, ико́рные котлетки и варёных раков.
— Понял. Только к ракам надо пиво.
Я склонила голову к плечу, лукаво улыбаясь. Парень сидел на моей постели напротив меня и отвечал такой же лукавой улыбкой.
— Ты, главное, раков купи и рыбку.
— Уль, пойдём в ресторан вечером? Суп поедим. Ну её, эту рыбку. У меня ещё щука есть.
— Ну ладно. Раз щука есть, надо картошку.
— Ну вот мы с ней и пойдём за картошкой. Уж пюре-то наверняка найдётся.
Я согласно кивнула и повернулась к окну.
— А скоро будет Усть-Катав.
— И что там особенного?
— Малахитовые шкатулки.
— Красивые, наверное.
— Очень! Давно хотела отдохнуть там, но… давно хотела, в общем.
Поезд остановился. Андрей сунул ноги в кроссовки и протянул мне ладонь:
— Ну пошли? Чего в вагоне сидеть?
Я взяла его за руку. Это было не первое наше прикосновение друг к другу. Мы за столом сидели рядом, тесно касаясь бёдрами, и я чувствовала, как перекатываются под кожей тугие канаты его мышц. Он даже крошки с моих губ убирал так обыденно, но ласково, и я подставляла ему лицо, как в детстве папе. И улыбалась, ловя мелкие осколки счастья и его внимания. И видно было, что для него это привычно, просто и ничего не значит.