На дорогу легла тень. Кто-то остановился рядом с ним.
— Слим… Слим… Что они сделали с тобой, мой бедненький…
Это была Корина.
Кэллаген бросил на нее косой взгляд, впрочем, какой еще взгляд может быть у человека, если один его глаз полностью заплыл. Он попытался улыбнуться, но это оказалось чересчур сложно.
— Ах ты… — сказал он беззлобно, — ты абсолютная и законченная сука.
— Я знаю, что имеешь право так говорить, но это неправда, Слим… Я должна была так поступить… Так было надо.
— Черта с два, — только и произнес он еле слышно.
— Я обещаю, что теперь все будет по-другому. Вот увидишь, Слим.
Она встала, подхватила его под мышки и с трудом оттащила немного в сторону. Распахнув дверцу автомобиля, Корина помогла сыщику расположиться на месте пассажира. Затем она обошла вокруг машины и села за руль, мягко приговаривая:
— Увидишь, мой дорогой… увидишь. Имей терпение. — Кэллаген выругался про себя.
Корина выехала на шоссе, свернула налево и погнала машину в сторону Истборна. Поездка не заняла много времени: автомобиль остановился на Пэвэнси-роуд, в четверти мили от домиков бывшей морской таможни. Припарковав автомобиль в тени кустов у обочины, Корина открыла дверцу со стороны Кэллагена.
— Пошли, Слим, — сказала она, — надо привести себя в порядок. У меня домик поблизости. Попробуй поверить мне еще раз.
На этот раз ему удалось улыбнуться.
— Я не против второй попытки, когда нет другого выхода, но не стану утверждать, что мне это доставляет особое удовольствие.
С помощью Корины он выбрался из машины. Каждое движение причиняло ему боль. Корина взяла его под руку, и они медленно двинулись по тропинке в сторону моря к домику, стоящему в отдалении.
Было около трех часов ночи, когда Кэллаген проснулся. Продолжая лежать, он попытался восстановить в памяти события прошедшего дня. Когда это ему удалось, он открыл глаза.
Корина сидела в кресле и наблюдала за ним. Рядом на маленьком столике стояли кофейник, сахарница и две чашки. Заметив, что он проснулся, Корина налила чашку крепкого черного кофе и пододвинула столик вплотную к постели. Кэллаген дрожащей рукой взял чашку и сделал несколько глотков.
Выпив кофе, Кэллаген присел на кровати и огляделся. Ему бросилась в глаза его разорванная, в пятнах крови одежда, валявшаяся в углу.
— Ну, и каковы твои дальнейшие намерения? — спросил сыщик.
Корина улыбнулась ему вымученной и усталой улыбкой.
— Послушай, Слим, — сказала она, — не торопись осудить меня. Донелли начал подозревать меня в двойной игре с того самого момента, когда ты впервые появился в клубе. Мне надо было что-то предпринять, чтобы вернуть его доверие, а это было совсем не просто. Поэтому я позвонила ему и посоветовала хорошенько подготовиться. Ну, конечно, я рассказала ему сказку о том, как я люблю его, как невыносима для меня сама мысль, что мой муж может плохо думать обо мне… это сработало: он снова поверил мне, и теперь все будет в порядке. Донелли сделает все, что я хочу.
— Ах ты, моя маленькая игрунья, — прохрипел Кэллаген. — Мое невинное созданье…
— Я понимаю, что ты ненавидишь меня. — Кэллаген усмехнулся.
— Ненависть — это не то слово, моя радость. Расскажи-ка лучше, мое сокровище, как же ты собиралась помочь мне? В чем заключалась твоя помощь?
— Узнаешь, Слим, — прошептала Корина, — уже совсем скоро.
Она подошла к нему вплотную, опустилась на колени перед кроватью и посмотрела ему в глаза. Кэллаген хмыкнул.
— Надо же быть такой идиоткой! Слов не найти, чтобы выразить, как мне тебя жаль.
Корина в гневе вскочила на ноги.
— Тебе меня жаль? — крикнула она. — Дурак! Я не нуждаюсь ни в чьей жалости!
— Да, пожалуй, ты права, — согласился Кэллаген, — потому что ты из породы классических идиотов, которые не знают, где у них право, где лево. Любой деревенский кретин рядом с тобой покажется профессором университета. Твой любезный Донелли прибрал тебя к рукам и водит на веревочке со дня вашей первой встречи. Как же он, наверное, смеялся, когда заставил тебя поверить, что женится на тебе.
Корина посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Что ты мелешь? — прошептала она. — Свихнулся после вчерашнего? Донелли женился на мне. Он любил меня.
— Чушь собачья, — сказал Кэллаген спокойно. — Он никогда не любил тебя. Если он вообще любил какую-то женщину, то эта сомнительная честь выпала на долю твоей сестры Виолы.
Глаза Корины чуть не сошли с орбит.
— Что ты хочешь этим сказать, ублюдок? — спросила она резким голосом. — Говори немедленно, на что ты намекаешь, сучье отродье?!