Из этого вытекает, что «любовь» к младенцу, домашнему животному и даже к зависимо-послушному супругу является инстинктивным комплексом поведения, которому хорошо подходит название «материнский инстинкт» или, в более общем аспекте, «родительский инстинкт». Он похож на инстинктивное поведение при влюбленности: это не настоящая форма любви, в том смысле, что почти не требует усилий и не является всецело актом воли или выбора. Он способствует выживанию вида, но не его совершенствованию и духовному росту; но он близок к настоящей любви, поскольку побуждает к контакту с другими людьми и способствует возникновению связей, с которых может начаться истинная любовь. Однако для того, чтобы создать здоровую, творческую семью, вырастить здоровых, духовно развивающихся детей и внести вклад в эволюцию человечества, необходимо нечто более существенное.
Суть в том, что воспитание может быть — и на самом деле должно быть — значительно более обширной деятельностью, чем просто питание; питание духовного роста неизмеримо сложнее, чем реализация любовного инстинкта. Вспомним ту мать, которая не допускала, чтобы ее сын ездил в школу автобусом, и отвозила и привозила его обратно на машине. В некотором смысле это тоже было воспитание, но такое, в каком он не нуждался и которое скорее задерживало, чем ускоряло его духовное развитие. Подобным примерам несть числа: посмотрите на матерей, которые запихивают еду в своих уже перекормленных детей; посмотрите на отцов, которые закупают сыновьям целые магазины игрушек, а дочерям целые шкафы платьев; посмотрите на всех родителей, которые даже не пытаются установить ограничения аппетитам детей.
Любовь — это не просто отдача: это отдача рассудительная; более того, это и рассудительное требование. Это разумная похвала и разумный выговор. Это разумная аргументация, борьба, конфронтация, стремление, натиск, торможение — и все это одновременно с заботой и поддержкой. Это лидерство и руководство. Слово «рассудительный» означает «основанный на суждении», а для суждения требуется больше, чем инстинкт: требуется продуманная и часто болезненная выработка решений.
Самопожертвование
Неразумная отдача и губительное воспитание могут быть обусловлены множеством причин, но у них есть один неизменный общий признак: «дающий» под маской любви фактически удовлетворяет собственные потребности, независимо от духовных потребностей «принимающего». Один министр с большой неохотой пришел ко мне по поводу того, что его жена страдает хроническими депрессиями, а оба сына исключены из колледжа и теперь сидят дома и тоже принимают психиатрическую помощь. Несмотря на то что вся семья «больна», он никак не мог взять в голову, что, быть может, и он как-то причастен к их болезни. «Я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь им в их проблемах, — рассказывал он. — Нет такой минуты, когда бы я не думал о них». Анализ ситуации показал, что этот человек действительно работает без устали, чтобы удовлетворить потребности жены и детей. Он купил сыновьям по новому автомобилю и оплатил страховку, хотя и чувствовал, что мальчикам следовало бы прилагать немного больше усилий и самим держаться на ногах. Каждую субботу он возил жену в центр города, в оперу или театр, хотя сам терпеть не мог городскую сутолоку, а опера нагоняла на него смертельную скуку. При всей занятости по службе он почти все свободное время проводил дома, убирая за женой и сыновьями, которые совершенно пренебрегали уборкой дома. «Неужели вы не устаете, так выкладываясь ради них все время?» — спросил я. «Конечно, устаю, — отвечал он. — Но что мне делать? Я люблю их, жалею, я не могу не заботиться о них. Я никогда не позволю себе сидеть в стороне, видя, что им плохо, что у них что-то не так. Может быть, я не идеальный муж, но я, по меньшей мере, люблю их и постоянно о них забочусь».
Выяснилось интересное обстоятельство: его отец, блестящий ученый, завоевавший себе всеобщее признание, в то же время был изрядным пьяницей и волокитой; семью свою он забросил и совсем не интересовался ею. Постепенно мой пациент начал понимать, что еще в детстве определилась его участь: ему суждено быть настолько непохожим на отца, насколько это вообще возможно; быть настолько же добрым и внимательным, насколько его отец был безразличным и бессердечным. Еще некоторое время спустя он смог осознать и то, что уже давно делает ставку на имидж доброго, любящего человека и что большинство его действий и поступков, включая карьеру в министерстве, направлены на укрепление этого имиджа. Значительно труднее ему было понять, до какой степени он «инфантилизировал» свою семью. Он постоянно называл жену «котенком», а великовозрастных, рослых сыновей «малышами». «А как же еще мне себя вести? — защищался он. — Возможно, моя любовь возникла как реакция на поведение отца, но ведь не значит же это, что мне нужно перестать любить и превратиться в негодяя!» Мне буквально пришлось учить его, что любовь — не только не простая, но, наоборот, очень сложная деятельность, требующая участия всего его существа — и ума, и сердца. Из-за стремления быть во всем непохожим на отца он не смог разработать гибкую, подвижную систему реализации своей любви. Ему необходимо было усвоить, что запретить в нужный момент означает больше сочувствия, чем разрешить в неподходящий момент; что укреплять независимость человека — это настоящая любовь в отличие от заботы о человеке, который мог бы и сам о себе позаботиться. Он должен был учиться и тому, что выражение его собственных потребностей, ожиданий, досады и злости точно так же необходимо для душевного здоровья семьи, как и его самопожертвование, и что поэтому любовь должна проявляться в конфронтации не меньше, чем в блаженном согласии.
Осознавая постепенно, в какой инфантилизм он вверг семью, министр сам начал меняться. Вначале он перестал подбирать мусор за домочадцами и не скрывать своей досады по поводу того, что сыновья не участвуют в уборке дома. Затем он отказался платить страховку за автомобили сыновей, заявив, что если они желают ездить, то должны сами позаботиться об оплате. А жене он предложил выбираться в оперу без него. Затевая все эти перемены, он рисковал приобрести репутацию «плохого» и терял свое былое всемогущество как лидер, удовлетворяющий все нужды семьи. Но, несмотря на то что его прежнее поведение почти целиком диктовалось поддержанием собственного имиджа «любящего отца», в глубине души он сохранял способность к настоящей любви — и это дало ему силы осуществить перемены в самом себе. И жена, и сыновья к переменам отнеслись вначале враждебно. Но через некоторое время один сын возобновил учебу в колледже, а другой нашел более серьезную работу, позволившую ему вскоре купить себе квартиру. Жена тоже со временем оценила свою независимость и нашла собственный путь развития. Министр стал работать заметно эффективнее, а на его жизнерадостную супругу было приятно посмотреть.
Заблудившееся чувство любви министра граничило с еще более серьезным извращением любви — мазохизмом. Неспециалист обычно ассоциирует садизм и мазохизм с чисто сексуальной деятельностью, трактуя их как сексуальное наслаждение от причиненной партнеру или, соответственно, партнером боли. Фактически, истинный сексуальный садомазохизм является достаточно редкой формой психической патологии. Несравненно чаще встречается и, в конечном итоге, приносит больше вреда садомазохизм социальный: в сфере межличностных несексуальных отношений люди неосознанно стремятся причинить друг другу страдание — или стать страдающей жертвой.
В качестве примера я приведу рассказ о женщине, которая обратилась за психиатрической помощью по поводу депрессии, развившейся после ухода мужа. Она начала с бесконечного повествования о плохом муже: он плохо с ней обращался, он не уделял ей внимания, у него было много любовниц, он транжирил деньги, предназначенные на пропитание, он уходил из дому, когда ему хотелось, и пропадал целыми днями неизвестно где, он приходил домой пьяный и избивал ее, а вот теперь он бросил ее с детьми, да еще в самый канун Рождества! Неопытный врач, выслушав печальную повесть, немедленно проникается сочувствием к «бедной женщине» но очень скоро сочувствие испаряется под натиском дальнейших фактов. Первым делом выясняется, что «плохое обращение» длится уже двадцать лет и что за этот период бедная женщина дважды разводилась и дважды снова выходила замуж за своего жестокого мужа, не считая бесчисленных размолвок и примирений.