Если осознание своей власти и свободы переживается как призыв к благодати, как это часто и бывает, тогда есть и ответ на него: «Господи, я боюсь, что недостоин Твоего доверия ко мне». Эта боязнь сама по себе является, конечно, неотъемлемой частью усердия и любви и поэтому полезна для самоконтроля и предупреждения злоупотребления властью. По этой причине ее нельзя отбрасывать; но она не должна доминировать настолько, чтобы не дать человеку услышать призыв к благодати и взять на себя посильную власть. Есть люди, которые, будучи призваны к благодати, могут годами бороться со своей боязнью, прежде чем сумеют преодолеть ее и принять собственную божественность. Если эта боязнь и чувство недостойности столь сильны, что никогда не позволяют человеку взять на себя власть, значит, налицо невротическая проблема, работа с которой может стать главной задачей этого человека, а возможно, и его психотерапевта.
Но для большинства людей страх, что они могут злоупотреблять властью, не является главным в их сопротивлении благодати. Несварение у них вызывает не «Делай, что хочешь» в афоризме св. Августина, а «Будь усерден». Большинство из нас подобны детям или подросткам: мы уверены, что нам, взрослым, надлежит пользоваться свободой и властью, но как-то забываем, что к этому еще полагается ответственность и самодисциплина. Как бы ни угнетали нас родители, общество, даже судьба, — мы на самом деле, очевидно, нуждаемся в каких-то силах над нами. Чтобы было кого винить за наше состояние. Подняться до такого уровня власти, когда больше некого винить, кроме самого себя, — это страшно. Как уже говорилось, если бы в этой вышине не было близости Бога, мы ужаснулись бы своему одиночеству. И все же у многих настолько недостает способности выносить одиночество могущества, что они отвергают присутствие Бога, лишь бы не ощущать себя единственным хозяином на собственном корабле. Большинство людей хотят мира без одиночества власти. А еще они хотят взрослой уверенности в себе, но не желают вырастать из детства.
Мы по-разному рассуждали о том, как трудно расти. Очень немногие идут к зрелости не колеблясь и не кривя душой, постоянно готовые к новой, более высокой ответственности. Большинство же еле тащат ноги и по-настоящему так никогда и не становятся взрослыми, постоянно уклоняясь от требований полной зрелости. Именно так обстоит дело с духовным развитием, которое не может быть отделено от процесса психологического созревания. Ибо призыв к благодати в своей предельной форме есть требование быть одним с Богом, принять равенство с Богом. То есть это призыв к полной зрелости. Мы привыкли представлять себе момент обращения или призыва к благодати как феномен типа «О радость!». В моей практике куда чаще этот момент, по крайней мере частично, выглядел как «О гадость!». В ту минуту, когда мы наконец вслушаемся в призыв, мы можем сказать «О, благодарю Тебя, Господи» или «О Господи, я недостоин» или «Господи, должен ли я это сделать?»
Таким образом, тот факт, что «много званных, а мало избранных», легко объясняется трудностью ответа на призыв к благодати. И вопрос, по-прежнему стоящий перед нами, состоит не в том, почему люди не способны принять психотерапию или не могут извлечь из нее пользу даже у самых лучших врачей; или почему люди обычно сопротивляются благодати; учитывая силу энтропии, это как раз наиболее естественная реакция. Вопрос, скорее, должен быть поставлен по-другому: как происходит, что те, немногие, все-таки откликаются на призыв, вопреки всем трудностям? Чем отличаются эти немногие от многих?
Я не могу ответить на этот вопрос. Эти люди могут прийти из богатой, культурной среды, но могут быть и из бедного, суеверного общества. У них могло быть чудесное детство с любящими родителями, но они могли быть и совершенно лишены родительской любви и надлежащего внимания. Иногда они проходят психотерапию по незначительному поводу, в другой раз это тяжелое психическое заболевание. Среди них есть молодые и старые. Они могут внять призыву к благодати сразу и без видимых затруднений. В других случаях они яростно отбиваются от него, уступая постепенно, пядь за пядью.
В результате, приобретя многолетний опыт, я стал более осторожен в выборе будущих пациентов. Я приношу извинения тем, кого не берусь лечить из-за моего невежества. Ибо я убедился, что на ранних стадиях лечения я совершенно не способен предсказывать, кто из моих пациентов не поддастся психотерапии, кто достигнет заметного, но все же лишь частичного улучшения, а кто чудесным образом будет все время развиваться и достигнет состояния благодати. Даже Христос говорил о непредсказуемости благодати, когда обращался к Никодиму: «Как слышишь ты дуновение ветра, но не знаешь, откуда он появился и куда полетит дальше, так же и Дух. Мы не знаем, кому следующему Он дарует эту жизнь небесную».[38] Сколько бы мы ни говорили о феномене благодати, в конце концов нам все же приходится признать его таинственную природу.
Приглашение благодати
И снова мы оказываемся перед парадоксом. Я в этой книге постоянно упоминал о духовном развитии, как если бы это был упорядоченный, предсказуемый процесс. И выходило, что духовному развитию можно научиться, освоить его так же, как, например, некоторую сферу знаний, прочитав соответствующую программу кандидатского минимума: если вы заплатите за обучение и упорно поработаете, то, конечно, получите свою степень. Слова Христа «Много званных, а мало избранных» я интерпретировал в том смысле, что очень немногие делают этот выбор — внять призыву благодати — из-за сопряженных с ним трудностей. Этой интерпретацией я подчеркнул, что от нашего выбора зависит, будет ли нам дана благодать. В сущности, я утверждал, что благодать можно заработать. И я знаю, что так это и есть.
В то же время, однако, я знаю, что это не так. Мы не приходим к благодати; благодать приходит к нам. Как бы мы ни стремились к ней, она может ускользнуть от нас. Человек может не искать ее, а она найдет его. Сознательно он может изо всех сил желать духовной жизни, но потом обнаруживает в себе всевозможные блоки, загромождающие его путь. Вы можете не проявлять никакого ощутимого интереса к духовной жизни, но в конце концов обнаружится, что именно к ней вы призваны, призваны вопреки вашему желанию и неотвратимо. Если на некотором уровне мы сами решаем, откликнуться ли нам на призыв благодати, то на ином уровне становится ясно, что выбор совершает Бог. У всех, кто достиг состояния благодати, кому дана «эта новая жизнь от небес», есть одно общее переживание — чувство удивления собственному состоянию. Они не чувствуют, что заслужили его. Они могут реалистически осознавать высокое качество своей индивидуальной природы, но они не приписывают это качество собственной воле: они твердо знают, что оно создано другими, более мудрыми и более искусными руками, чем их собственные. Чем ближе человек к благодати, тем глубже осознает он таинственную природу полученного им дара.
Как нам разрешить этот парадокс? Никак. Возможно, лучшее, что мы можем сказать, звучит так: мы не можем по своей воле достичь благодати, но в нашей воле открыть себя ее чудесному пришествию. Мы можем приготовить себя, как плодородную почву, как лучшее место для гостя. Если мы переделали себя в совершенно дисциплинированных и любящих существ, то, даже если мы ничего не знаем о теологии и не думаем о Боге, мы готовы к приходу благодати. И наоборот, изучение теологии — это сравнительно слабый метод подготовки, сам по себе совершенно бесполезный. Однако я написал эту главу потому, что верю: осознание благодати как реальности может оказать существенную помощь тем, кто избрал трудный путь духовного развития. Ибо это осознание облегчит им путь трижды: оно поможет правильно употреблять дар благодати в продолжение всего пути; оно даст уверенность в правильном выборе направления; оно ободрит и даст новые силы.
38
Этот перевод на английский язык взят из «Народной Библии», потому что он кажется мне совершеннее, чем версия короля Иакова. — Прим. авт. (В каноническом переводе это выглядит так: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит; так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Иоанн 3:8). — Прим. ред.)