Верность реальности
Верность правде — это третий инструмент дисциплины, третий элемент техники страдания при решении проблем; этот инструмент должен постоянно находиться в работе, если мы хотим жить здоровой жизнью и расти духовно. С первого взгляда, это самоочевидно: ведь правда — это реальность. То, что не истинно, не реально. Чем отчетливее мы видим реальность мира, тем лучше экипируем себя для деятельности в нем. Чем более расплывчатой мы видим реальность, чем сильнее затуманен наш мозг ложью, заблуждениями и иллюзиями, тем меньше наши шансы избрать верный способ действия или найти разумное решение. Наше видение действительности подобно карте, по которой мы прокладываем нелегкий жизненный маршрут. Если карта правильна и точна, то мы всегда можем узнать, где находимся, и, принимая решение куда-то отправиться, всегда можем определить дорогу к цели. Если же карта неверна или неточна, мы почти наверняка заблудимся.
При всей очевидности этой истины, есть в ней что-то такое, что большинство людей в той или иной мере предпочитает игнорировать. Игнорировать проще. Наша дорога к реальности нелегка. Начать с того, что мы не рождаемся с картой; нам еще предстоит ее разработать, а разработка требует усилий. Чем больше усилий мы затратим, чтобы понять и принять реальность, тем обширнее и точнее будет наша карта. Однако многим не хочется совершать этих усилий. Некоторые прекращают их уже подростками. Их карта мала и примитивна, их взгляды на мир ограниченны и ошибочны. Большинство людей прекращают свои усилия в зрелом возрасте. Они уверены, что их карта завершена, а мировоззрение правильно, даже неприкосновенно, словно святыня; их больше не интересует новая информация. Создается впечатление, что они устали. И лишь немногие счастливцы способны до последнего вздоха изучать тайну реальности, неутомимо расширяя, определяя и переопределяя свое понимание мира и того, что есть истина.
Но самое сложное в разработке карты даже не то, что начинать нужно с нуля. Величайшая проблема заключается в необходимости постоянно пересматривать карту, если мы хотим, чтобы она была точной. Ведь и сам мир непрерывно изменяется. Приходят и исчезают ледники. Возникают и гибнут культуры. Не хватает техники. Слишком много техники. Более того, непрерывно и драматически быстро меняется та точка наблюдения, с которой мы видами оцениваем мир. Пока мы дети, мы зависимы и бессильны. Взрослый человек может быть могучим и властным, но в преклонном возрасте или в болезни он опять становится слабым и зависимым. В тот период, когда на нашем попечении находятся дети, мир выглядат иначе, чем когда их нет; зависит он и от того, маленькие ли это дети или подростки. Когда мы бедны, мир совсем не такой, как у богатых. Ежедневно на нас сыплется новая информация о том, что такое реальность. Если мы хотим усваивать эту информацию, то должны беспрерывно пересматривать наши карты, а иногда, под натиском накопившейся информации, нам приходится производить радикальные ревизии. Проведение ревизий, особенно крупных, оказывается болезненным, иногда мучительно болезненным процессом. И здесь лежит главный источник многих недугов человека.
Что происходит, когда человек длительным и тяжким трудом выстрадал свой взгляд на мир, составил некую рабочую и, по всей видимости, полезную карту, — и вдруг он сталкивается с новой информацией, и оказывается, что его карта неверна и должна быть почти полностью переделана? Для этого потребуются болезненные усилия, пугающие своей непомерностью. В такой ситуации чаще всего (обычно — не сознавая этого) мы игнорируем новую информацию. Игнорирование во многих случаях оказывается далеко не пассивным. Мы можем объявить новую информацию фальшивой, опасной, еретической, дьявольской. Мы можем учинить против нее крестовый поход и пытаться навязать миру свое видение реальности. Вместо того чтобы постараться исправить карту, человек способен совершить попытку разрушить новую реальность. Как это ни печально, но в конечном итоге такой индивид вкладывает значительно больше энергии в защиту отживших взглядов на мир, чем могло бы понадобиться для их пересмотра и исправления.
Перенос: устаревшая карта
Такая активная верность отжившим воззрениям на реальность лежит в основе многих психических заболеваний. Психиатры называют ее переносом. В определении этого понятия существует, по-видимому, столько же нюансов, сколько и психиатров. Мое определение звучит так: перенос — это совокупность способов восприятия мира и реакций на него, выработанных в детстве и вполне соответствующих условиям детского существования (нередко они буквально спасают ребенку жизнь), но необоснованно перенесенных во взрослый мир.
Проявляется перенос слабо, часто бывает незаметным, несмотря на всепроникающий и разрушительный характер. Но встречаются и яркие случаи. Одним из наглядных примеров был пациент, лечение которого закончилось неудачей именно из-за переноса. Это был очень талантливый, но неудачливый техник-компьютерщик немногим старше тридцати. Он пришел ко мне на прием потому, что его жена оставила его, забрав с собой обоих детей. Он не особенно тужил за ней, но потеря детей, к которым он испытывал глубокую привязанность, совершенно выбила его из колеи. Он надеялся все же обрести их снова и ради этого начал лечение, поскольку его жена недвузначно объявила, что никогда не вернется к нему, если он не пройдет курс психотерапии. Ее главные жалобы на него сводились к тому, что он постоянно и бессмысленно ревнует ее и в то же время сам к ней холоден, держится отчужденно, замкнуто и бесстрастно. И еще она отметила его частые перемены места работы.
Вся его жизнь, начиная с отрочества, была неспокойной и неустойчивой — частые мелкие стычки с полицией, три судимости за выпивки, драки, тунеядство, оскорбления официальных лиц. Он был отчислен из колледжа, где изучал электротехнику, потому что, как он выразился, «это не преподаватели, а компания лицемеров, они ничем не лучше полиции». Благодаря блестящим способностям и изобретениям в области компьютерной технологии он приобрел имя в промышленных кругах, его приглашали на работу, но он так и не продвинулся как специалист и нигде не задерживался на службе больше полутора лет — его увольняли, а еще чаще он сам бросал работу после ссор с контролерами, которых считал «жуликами и лжецами, заботящимися лишь о собственной заднице». Его любимым выражением было: «Нельзя доверять мерзавцам».
Свое детство он считал «нормальным», родителей — «обычными». Однако за то недолгое время, которое он проводил со мной, я услышал множество небрежных, безразличных упоминаний о том, как родители подводили и обманывали его. Они обещали ему велосипед ко дню рождения, но забыли об этом и купили что-то другое. Однажды они вообще забыли о его дне рождения, но он ничего особенно плохого в этом не видел, потому что «они были очень заняты». Они нередко обещали ему чем-нибудь заняться вместе в выходные, но обычно оказывалось, что они «слишком заняты». Множество раз они забывали забрать его с занятий или вечеринок, потому что у них «и без меня хватало хлопот».
В сущности, ему приходилось переживать в детстве одно горькое разочарование за другим из-за отсутствия родительской заботы. Постепенно или внезапно — не помню точно — он пришел к мучительному заключению, что родителям нельзя доверять. Он был еще совсем ребенком, но, как ни странно, почувствовал значительное облегчение, когда свыкся со своим открытием. Жизнь стала удобнее. Он ничего больше не ожидал от родителей, а если они что-нибудь обещали, то просто выбрасывал это из головы. После того как он перестал доверять родителям, резко уменьшились частота и боль разочарований.
Но такое решение проблемы таит в себе источник будущих проблем. Для ребенка родители — это все: они представляют мир. Ребенок не имеет возможности увидеть, что другие родители отличаются от его папы и мамы, и нередко — в лучшую сторону. Он считает, что поведение его родителей — это и есть норма, так и должно быть. Следовательно, та «реальность», то осознание, к которому пришел этот ребенок, выражались не в том, что он перестал доверять родителям, а в том, что он перестал доверять людям. И таким образом недоверие к людям легло на карту, с которой он пришел в отрочество, а затем стал взрослым.