Вот поэтому нельзя пускать его в дом.
Я слышу, как дедушка погружается в воду, и он подтверждает мою догадку словами:
— Сейчас можешь повернуться, — теперь только его плечи и грудь выступают над волнами, и он улыбается.
Я всегда представляла себе, что именно такую обожающую улыбку дедушка дарит своим внукам, когда они показывают ему свои самые жуткие творения, нарисованные восковыми мелками.
— Я, конечно же, не в восторге от того, что вы собираетесь в поездку вдаль от побережья. Да, мне хотелось бы провести побольше времени с тобой. Но я знаю по прошлому опыту, что принцессы Посейдона не склонны интересоваться моим мнением.
Это круто, когда тебя называют принцессой, хотя твоя мама сама принцесса королевства Посейдона. Тем не менее, я вскидываю бровь.
Дедушка отвечает на это откровенно и прямолинейно.
— Я здесь, чтобы поговорить с тобой, Эмма. Только с тобой.
Обмерев, я гадаю, есть ли у Сирен выражение, аналогичное «разговору о пестиках и тычинках». Вероятно, есть, и эта ужасающая аналогия наверняка имеет отношение к планктону или еще к чему-нибудь похлеще.
Издали мы слышим негодующие крики. Дед кивает головой в мою сторону.
— Почему ты не там, поддерживая своего принца?
Если я думала, что чувствовала себя виноватой раньше… Но тут я вспоминаю, что это отнюдь не дедушкино дело. Я действительно делаю одолжение Галену, задерживаясь здесь.
— Потому что если я пробуду там чуть дольше, то у меня вырастет борода ото всего тестостерона, что витает в воздухе. — Конечно, мой ответ выше его понимания; он со скучающим видом закатывает глаза. Сирены не знают — и знать не хотят — что такое тестостерон.
— Если ты не хочешь мне говорить, то ладно, — вздыхает он. — Я доверяю твоему мнению.
Позади меня раздается еще пара воплей. Похоже, мое мнение — полный отстой.
Я уже собираюсь оправдываться, когда он говорит:
— Это даже к лучшему, что они заняты. То, что я хочу рассказать тебе, предназначено только для твоих ушей, юная Эмма.
Над головой чайка сбрасывает свою бомбочку, которая плавно приземляется на дедушкино плечо. Он бормочет бранное рыбье слово и рассекает воду вокруг белой капли, посылая ее дальше в море.
— Почему бы тебе не зайти в воду, чтобы мы могли сократить расстояние между нами? Я не хочу, чтобы кто-то подслушивал. Здесь я снова стану Сиреной, чтобы ты чувствовала себя комфортнее.
Я захожу в воду, даже не заботясь подкатить свои пижамные штаны. Я прохожу мимо здоровенного краба, который, похоже, совсем не прочь как следует меня цапнуть. Присаживаясь, я опускаю голову в воду, и встречаюсь лицом к лицу с крабом.
— Если ты ущипнешь меня, — обращаюсь я к нему, — я отправлю тебя на берег прямиком к чайкам. — Дар Посейдона — способность говорить с рыбами, — имеет свои преимущества. Возможность повелевать морской живностью как раз одно из них.
Я замечаю, как мелкие крабы поблизости улепетывают, кто куда. Здоровяк тоже поспешно удирает, будто я испортила ему весь день.
Когда я выныриваю и догоняю дедушку, то уже не могу достать ногами дна. Направляясь к нему, я говорю:
— Итак? Мы одни.
Он улыбается мне, словно только из-за меня ему приходится дрейфовать на волнах, не используя свой мощный плавник.
— Перед тем, как ты отправишься в путешествие, юная Эмма, я должен поведать тебе о городе под названием Нептун.
Глава 2
Гален хватает апельсин из корзинки с фруктами. Если бы он только мог передать всю свою ярость этому апельсину! Скрыть свое возмущение за толстой кожурой, вместо того чтобы с лихвой выдавать его выражением лица.
Вести себя точно так же, как его старший брат Гром — напустить на себя безразличие, будто других чувств у него и нет.
Но я же не Гром — невозмутимый король Тритона. Гален сжимает фрукт с такой силой, что тот превращается в месиво из кожуры, семян и сока на кухонной тумбе. Приятно выпустить внутренности из чего-то. Внутри Галена бурлит целый миллион эмоций, который он был бы не прочь выплеснуть на столешницу вслед за апельсиновым соком. Но это не произвело бы на Грома никакого эффекта. У того иммунитет на чувства.
Гром закатывает глаза, когда Налия направляется к шкафчику и достает оттуда бумажные полотенца.
— Это было так необходимо? — ворчит Гром.
Налия быстро смахивает со стола остатки апельсина, а Гален посылает ей виноватый взгляд. Он бы и сам непременно все убрал, но только после того, как они с Громом пришли бы к соглашению об этой поездке. Однако Налия возвращает ему взгляд, полный жалости. Гален так устал от жалости со стороны всех и каждого. Только вот сожаление Налии не имеет никакого отношения к Рейчел. Она сочувствует Галену, считая, что он не выиграет этого спора и он не ровня Грому, чтобы с ним тягаться.