Зададаев придвинул к себе тарелку со свекольником и принялся за еду. Только сейчас он понял, насколько проголодался. Пожалуй, возьму вторую порцию плова, подумал он.
За соседним столиком потягивали кофе океанолог Генрих Альперский и вездесущий Жорка Ставраки. Говорили они негромко, и Зададаев не стал прислушиваться.
— Константин Витальевич, — обратился вдруг к нему Генрих, — что тут Жорка заливает?
— М-м-м?.. — промычал с набитым ртом Зададаев, пытаясь придать этим нечленораздельным звукам вопросительную интонацию.
— Я не заливаю, — обиделся Ставраки. — Я просто рассказываю, как наш дух труса спраздновал.
— Ну и как? — спросил Зададаев, чувствуя, что молниеносно звереет. Нет, подумал он, так нельзя. Спокойнее надо. Ведь ясно же, что так и будет. Только не легче от того, что ясно…
— Очень просто, — охотно пояснил Ставраки. — Побоялся из баролифта выйти. Патрули с Гайотиды-Вест взорвались, вот он и струсил… Хорошо еще, что не все у нас такие — нашлась светлая голова, «Марту» угнала и сделала дело, спасла этого американца… Так ведь?
— Неужели так, Константин Витальевич? Не верю, — убежденно сказал Генрих. — Я Сашку не первый день знаю, не мог он…
— Нет, не так, Георгий Михайлович, — сухо сказал Зададаев, сдерживаясь, чтобы не наговорить резкостей. — Аракелов действовал абсолютно правильно, и все его действия я полностью одобряю. А той светлой голове, что «Марту» угнала, насколько я понимаю, сейчас мастер дает выволочку по первому разряду. И вряд ли я ошибусь, если предположу, что этой светлой голове небо с овчинку покажется.
— Неужто выговор вкатит? — сочувственно спросил Ставраки.
— Надеюсь, выговором ваш герой не отделается.
— Спишут? — ахнул Генрих. О таком он еще, пожалуй, и не слыхал.
— Все может быть, — не без злорадства сказал Зададаев.
— А кто это, Константин Витальевич?
— Не знаю, я раньше с мостика ушел.
— Я не знаю, но предполагаю… — начал было Ставраки, но Зададаев оборвал его:
— Вот и оставьте свои предположения при себе, Георгий Михайлович. Право же, так будет лучше. Для всех.
— Я же говорил, не мог Сашка струсить, — сказал Генрих облегченно.
— Не мог, — согласился Зададаев. — Хотя некоторые доброжелатели рады будут истолковать его действия именно так.
Ставраки, не допив кофе, демонстративно поднялся и, не прощаясь, ушел.
— Ну, зачем вы так, Константин Витальевич, — сказал Генрих. — Жорка же не со зла, ну трепло он, это правда…
— Аракелову от такого трепа лучше не будет, — сказал Зададаев. Он лениво ковырял вилкой плов: есть уже не хотелось. Тем не менее он заставил себя подобрать все до крошки и потянулся за кофе. — Аракелов сейчас в таком положении… — Зададаев пошевелил в воздухе пальцами, подбира слово, — в таком двусмысленном положении, что ему подобные разговоры хуже ножа. Ведь после взрыва субмарин Гайотиды и нашей «рыбки» он не имел права лезть на рожон. А какой-то дурак полез и… — Зададаев безнадежно махнул рукой. — Просто не знаю, что и делать.
— Да-а, — протянул Генрих. — Не хотел бы я сейчас поменяться с Сашкой местами…
— Завтра мы проведем разбор спасательной операции. Поговорим. Всерьез, по гамбургскому счету. Потому что недоговоренность — штука пакостная, она всегда дает пищу кривотолкам. А ведь такой Ставраки не один… И всех их надо если не переубедить, то…
— Хорошо, — сказал Генрих. — Только я сперва поговорю с Сашей сам.
— Обязательно, — согласился Зададаев. — Но уже утром. Сегодня я его сразу загоню отдыхать. Ну мне пора. — Он поднялся и вышел из столовой.
Когда он вошел в «чистилище», Аракелов лежал на диване, а Грегориани делал ему массаж.
— С возвращением, Александр Никитич, — сказал Зададаев.
— Спасибо, — невнятно отозвался Аракелов. Он лежал на животе, уткнув лицо в руки.
— Долго еще? — спросил Зададаев.
— Зачем долго? — проворчал Грегориани, немилосердно разминая мощную аракеловскую спину. — Совсем недолго. Одна минута еще, две, может быть, — и все. И совсем молодой и красивый будет. Правду я говорю, Саша?
Аракелов не ответил. Минут через пять Грегориани выпрямился и хлопнул Аракелова по спине.
— Вставай, дух, одевайся побыстрее, а то прохватит — сквознячок здесь…
Аракелов поднялся, несколько раз передернулся всем телом, как выбравшийся на берег пес.
— Ох, Гиви, — сказал он, — после твоего массажа целый час собиратьс надо, каждая мышца не на своем месте.
— Как раз на своем, кацо, — откликнулся Грегориани, моя руки. — Как раз на своем! После моего массажа каждая мышца на десять лет моложе делается…
— Знаю, — Аракелов уже натянул брюки и свитер и стоял перед Зададаевым в положении «вольно». — Спасибо, Гиви. Я пошел.
— Да, — сказал Зададаев, — мы пошли. До свидания, Гиви.
Они молча поднялись на палубу А и пошли по длинному коридору, однообразным чередованием дверей по обеим сторонам напоминавшему гостиничный. Перед аракеловской каютой они остановились. Аракелов открыл дверь, и они вошли внутрь.
— Ну, теперь докладывайте.
Зададаев сел на диван и закурил. Аракелов устроился в кресле. Он сжато доложил свои соображения.
— Ясно, — сказал Зададаев. — Значит, сероводород… Надо будет связаться с Гайотидой, предупредить их… Интересно… Если память мне не изменяет, впервые дрейфующие облака сероводорода были обнаружены лет семьдесят назад. Но до сих пор они никому не мешали. А ведь все субмарины Океанского Патруля ходят на турбинах Вальтера. Значит, придется теперь что-то менять… Создавать службу слежения за этими самыми сероводородными облаками…
— Константин Витальевич… — начал было Аракелов.
Зададаев посмотрел на него и улыбнулся:
— Эх вы!.. А еще без пяти минут военный моряк… Все правильно. Не волнуйтесь.
«Только вот как тебе не волноваться, — подумал Зададаев. — Я бы на твоем месте еще не так волновался. А ты ничего, молодцом держишься. Во всяком случае, внешне. Молодцом!»
— Константин Витальевич, кто в «Марте» был? Внизу не разглядеть — освещение не то…
— А то я не знаю!
— Простите. Да и времени мало было: когда я подплыл, «Марта» уже четыре чеки из девяти вынула, потом еще одну, а к остальным ей манипуляторами не подобраться было. Те я сам вытащил. А вообще-то манипуляторы у «Марты» надо бы на одно колено удлинить!..
Ух ты! Он еще об этом думать может! Значит, не только внешне, значит, в самом деле молодец. Военная косточка! Зададаев знал, что Аракелов поступал в свое время в военно-морское училище. Правда, как рассказывал со вздохом сожаления сам Аракелов, ему «так и не пришлось с лейтенантскими звездочками перед девушками покрасоваться» — подошло разоружение, и из училища их выпустили не военными, а гражданскими моряками. Вот тогда-то Аракелов и подался на только что открывшиеся курсы батиандров.
— Так кто? — повторил Аракелов.
— Не знаю, Александр Никитич. Да и неважно это.
— Важно.
— Допустим. Но не сейчас. Сейчас вам отдохнуть надо — это прежде всего.
— Я должен знать, Константин Витальевич. Мало того, что этот идиот самовольно вниз полез, он же…
— Понимаю. Все понимаю… — Зададаев глубоко затянулся и выпустил дым целой серией аккуратных колец. Разговор надо было поворачивать. Совсем не нужно Аракелову знать… — Вот только одного я не понимаю: как «Марта» выдержала? Ведь у нее же предел семьсот, а там девятьсот с лишним!
— Девятьсот восемьдесят.
— Тем более.
— Запас прочности, — сказал Аракелов. — Спасибо нашим корабелам.
— Запас прочности, — протянул Зададаев. — Запас прочности, — повторил он. — Это хорошо, когда есть запас прочности. Ну вот что: давайте-ка раздевайтесь и ложитесь. Быстро — это приказ.
Пока Аракелов раздевался и укладывался в постель, Зададаев достал из кармана ампулу, посмотрел на свет. Жидкость была совершенно прозрачной и бесцветной. Потом он подошел к Аракелову и прижал ампулу к его руке.
— Что это? — спросил Аракелов. — Зачем?
— Ничего особенного, — охотно пояснил Зададаев. — Просто снотворное. Легкое и безобидное. Вам прежде всего отдохнуть надо. Выспаться, ибо сказано: утро вечера мудренее. Вот вы и будете сейчас спать. Как младенец. Вот так… — Он быстрым движением отделил пустую ампулу от кожи и бросил ее в пепельницу. — И все. Спокойной ночи.