- Просто на диво интеллектуальный, - согласился Аракелов. - Душу радует и умы волнует. Так что давай иди.
- И пойду. Вот только посижу еще немного.
- Сиди, - милостиво разрешил Аракелов. - У тебя программа когда кончается?
- Через две недели.
- И в институт?
- Конечно.
- Ясно. - Аракелов помолчал. - Я тебя встречу, пожалуй. Если, конечно, в городе буду. Ты самолетом?
- Самолетом.
Они помолчали. Потом Марийка спросила:
- Ты уже завтракал?
- Нет еще. А ты?
- Тоже нет. А неплохо бы…
Аракелов посмотрел на часы.
- Еще минут сорок.
- Да, сейчас бы… Чего бы это такого? Котлет, например, картофельных с грибным соусом, а? Как ты думаешь?
- Не знаю. Я их последний раз пробовал года четыре назад. В Таллине. В столовой на Виру.
- Никогда не была в Таллине.
- Кстати, о котлетах. Я, между прочим, по пельменям большой специалист. Как ты к ним относишься?
- Положительно.
- Это хорошо. Терпеть не могу, когда усладу желудка приносят в жертву сохранению фигуры…
- Ничего с моей фигурой не будет.
- Так придешь ко мне на пельмени?
- В шесть часов вечера, после отчета?
- Точно.
- Я подумаю.
- Только не слишком долго. Мне ведь всего два дня осталось. Даже полтора, собственно.
«Если она согласится прямо сейчас, - загадал Аракелов, - то все будет. И то, что было, и то, чего не было. И Увалиха будет. И отпуск. И все, все, все…»
Но прежде чем Марийка успела открыть рот, наверху, на ботдеке, всхрапнув, проснулся громкоговоритель:
- Аракелова на мостик! Аракелова на мостик!
Аракелов чертыхнулся.
- Иди, - сказала Марийка. - Иди. Мастер[1] ждать не любит.
- Что там еще стряслось?
- Вот потом и расскажешь. Иди. А я пока смесь твою допью. Договорились?
- Договорились, - кивнул Аракелов. - Так как насчет пельменей?
- Я подумаю.
- Подумай, - сказал Аракелов. Он безнадежно вздохнул и встал. - Ну пошел.
Марийка смотрела на него снизу вверх, и лицо у нее было… Аракелов так и не успел определить, какое, потому что вдруг - неожиданно для самого себя - наклонился и поцеловал ее. Губы у нее были мягкие, прохладные, чуть горьковатые от сока.
- Убирайся, - шепотом сказала Марийка, отталкивая его.
Но интонация совсем не соответствовала смыслу слов.
Аракелов выпрямился и не оборачиваясь зашагал по палубе. Не оборачиваясь, потому что обернуться было страшно.
Уже у самого трапа на мостик он нос к носу столкнулся с одним из трех радистов «Руслана».
- Что там стряслось, Боря?
- Мэйдэй,[2] - коротко ответил тот и, довольно бесцеремонно отодвинув Аракелова, побежал дальше.
Мэйдэй! Только этого не хватало! Что там еще стряслось?
II
- Еще кофе, капитан? - Кора держала в руке кофейник - удлиненный, изящный, с эмблемой «Транспасифика» на боку: стилизованное кучевое облачко, кумула-нимбус, намеченное небрежными, округлыми голубыми линиями, на нем - маленький золотой самолетик со стреловидным оперением, а надо всем этим - восходящее солнце, которому золотые лучи придавали сходство с геральдической короной. Такой же знак был и на чашке, которую Стентон решительно отодвинул.
- Нет, спасибо. Докурю и пойду в рубку. Давно пора бы появиться этому чертову тунцелову…
- Не волнуйтесь, капитан, - Кора улыбнулась. Она всегда улыбалась, называя его капитаном, отчего уставное обращение превращалось чуть ли не в интимное. На Стентона эта ее улыбка действовала примерно так же, как стеклянный шарик провинциального гипнотизера: притягивая взгляд, она погружала Сиднея в какое-то подобие транса. Он, правда, старался не выдавать себя, но вряд ли это удавалось ему успешно. Во всяком случае, он был уверен, что Кора прекрасно все замечает. - Ну, потеряем мы полчаса, там наверстаем потом…
- Так-то оно так… - отозвался Стентон. Кора перестала улыбаться, наваждение прошло, и он снова ощутил глухое раздражение. - Так-то оно так… - повторил он и с силой ткнул сигарету прямо в золотое солнышко на дне пепельницы. - Но все-таки… Спасибо, Кора. Я, пожалуй, пойду.
Он поднялся из-за стола. Кора тоже. Немногим женщинам идет форма, Стентон знал это прекрасно, но про Кору сказать такого было нельзя. Как, впрочем, было нельзя и сказать ей об этом: в бытность свою стюардессой она наслушалась еще не таких комплиментов… Кора быстрым движением поправила - непонятно зачем, подумал Стентон - свою короткую и густую гриву цвета дубовой коры.
2
Радиотелефонный сигнал бедствия; состоит из слова MAYDAY, повторенного три раза и слова ici («здесь»); полный аналог радиотелеграфного сигнала SOS; иногда сигнал «мэйдэй» буквально переводят с английского как «майский день», хотя подобное толкование неверно, как неверно и распространенное толкование сигнала SOS - «спасите наши души»; на самом деле оба сигнала подбирались по удобному созвучию и сочетанию знаков азбуки Морзе.