Несколько десятков лет назад, вскоре после открытия Хессом гайотов, появилась гипотеза о существовавшей некогда в Тихом океане великой суше - Гайотиде, от которой до наших дней только и дошли гайоты да жалкие островки Маркус и Уэйк. Кто его знает, была ли такая земля. Слишком уж их много, этих гипотетических Атлантид, Пасифид, Микронезид и прочих «ид». Но Гайотида была построена, хотя до сих пор многие не уверены, что создание ее оправдается - пусть даже в самом отдаленном будущем.
А экономика - это все. И потому, кроме донных плантаций и комбинатов по добыче из воды редкоземельных элементов, кроме волновых и гелиоэлектростанций, сделавших Гайотиду энергетически автономной, кроме лабораторий, мастерских и эллингов Океанского Патруля, здесь появились туристские отели и искусственные пляжи, бары и магазины сувениров, потому что туристов тянет на свежатину, а с собой они приносят доллары, иены, фунты и франки, и не считаться с этим, увы, нельзя.
Группа давно уже прошла, а Захаров все еще сидел, расслабившись, гляд прямо перед собой, пока не почувствовал, наконец, что боль начала спадать, а потом ушла совсем, оставив только легкую тошноту и тяжесть в голове. Тогда Захаров встал и, войдя внутрь, подошел к ближайшему телефону. Разговор был коротким. Потом скоростной лифт за каких-нибудь полторы минуты вознес его на четырнадцатый этаж. Здесь были кинозалы, дансинги и бары.
«Коралловый грот» - излюбленное место туристов - изнутри был отделан настоящим кораллом. Сам бар находился как бы в огромном стеклянном пузыре, за стенками которого в ярком свете хитроумно запрятанных ламп шныряли между ветвями полипов пестрые коралловые рыбки.
«Черная шутка» - так называлась когда-то бригантина одного из известнейших пиратов, де Сото. Удивительно, как живуча эта флибустьерска романтика! Разлапистые адмиралтейские якоря, пушки и горки чугунных ядер, грубо сколоченные столы и бочонки вместо стульев, официанты в красных платках с пистолетами за поясом и обязательной серьгой в ухе - с каким восторгом клюют на это до сих пор!
Но те, кто работает на Гайотиде, не бывают здесь. Может быть, сперва… А потом - потом идут в «Барнибар».
Когда-то Барни был одним из лучших фрогменов - боевых пловцов американского военного флота. Потом он завел себе бар где-то на Восточном побережье, а при первой же возможности перебрался сюда. Он сразу понял, что среди всей этой экзотики нормальным людям нужен самый обычный бар, обычная стойка, обычные столы и кресла. И не просчитался.
Захаров вошел в бар. Здесь было прохладно - кондиционеры работали на полную мощность - и почти пусто. У стойки сидел Аршакуни с чашкой кофе в руке и негромко беседовал о чем-то с Барни. Захаров поздоровался с ними.
- Что стряслось, Матвей? - спросил Аршакуни.
До чего же трудно говорить! Горло сжало, и слова приходилось проталкивать - так бывает при хорошем гипертоническом кризе.
- Джулио, - сказал Захаров. - Джулио делла Пене и Чеслав Когоутек. Погибли. Полтора часа назад. - Последние слова он произнес по-английски, чтобы Барни понял тоже.
Аршакуни встал.
- Я не знал, - сказал он. - Я был в ремонтном… Как?
- Взорвались.
- Как?!
- Не знаю. И никто пока не знает…
«Да, Джулио, - подумал Захаров, - помнишь, как не хотел ты ложиться в фамильный склеп на Кампо Санто? Будь ты сейчас здесь, ты выпил бы с нами традиционные три глотка морской воды, - если бы не вернулся кто-то другой. Если бы ты был с нами… И если бы не я сам послал тебя туда! «Славную работенку я сосватал тебе, адмирал? Отведи душу!» Ты не отвел, ты отдал ее, Джулио…»
- Почему те, кто погибает, самые лучшие? Сколько нас было и есть, и прекрасные люди, но те, кто погиб, - лучше?
Аршакуни посмотрел на Захарова своими темными глазами - посмотрел пристально и добро.
- Мы есть, а их больше нет.
- Какие люди, какие люди… Джулио, Чеслав…