Отсюда все выглядело предельно просто. Выйти, доплыть до аппарата, - это каких-нибудь несколько десятков метров, - вынуть контрольные чеки. Девять штук. И все. На это уйдет максимум час. С двойным запасом - два. Время еще есть. Картина была соблазнительна в своей доступности, но в нее никак не укладывались взорвавшиеся субмарины. И взорвавшаяся «рыбка», тоже. Аракелов прошелся по камере баролифта. С ума в пору сойти. А что? Это был бы неплохой выход… Особенно, если учесть, что он единственный батиандр на ближайшие тысячи миль и, кроме него, Кулиджа выручить некому.
Взять и выйти. А там будь что будет.
«Нет, милый. Не имеешь ты на это права - на «будь что будет». Ты должен выйти и сделать. Потому что больше сделать это некому».
Замигал вызов телетайпа. Аракелов подошел, посмотрел. На ленте было всего одно слово:
«Спускать?»
«Спускайте», - отстучал он.
Через минуту пол под ногами дрогнул: баролифт отделился от корпуса «Руслана». Аракелов подошел к иллюминатору - как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезли наверху раскрытые створки донного люка. Баролифт превратился теперь в макаемый аппарат, в принципе мало чем отличающийся от того же «Дип-Вью». Он медленно опускался в глубину, связанный с «Русланом» пучком фидеров и тросов. «При такой скорости, - прикинул Аракелов, - спускаться придется минут пятнадцать».
Вода за стеклом иллюминатора постепенно меняла цвет: из зеленой она стала голубой, потом синей, наконец, пурпурной. «Так, - подумал Аракелов, - значит, прошли около двухсот метров». Для опытного батиандра само море - достаточно точный глубиномер. Триста метров - вода из темно-пурпурной стала иссиня-черной. Аракелов включил внешние прожекторы. В самое стекло иллюминатора ткнулась рыбина - она была похожа на каменного окун сантиметров сорок-пятьдесят длиной. Баролифт шел вниз, и рыбина вскоре отстала.
Нечто, взрывающее субмарины. Может ли это нечто быть связано с самим «Дип-Вью»? Пожалуй, нет. Во всяком случае, это маловероятно. А что более вероятно?
В лучах прожекторов видимость была вполне терпимой. Аракелов до боли в глазах всматривался туда, где за пределами освещенного пространства сгущалась холодная и тягучая тьма. Но ничего не увидел. Ничего, объяснявшего эти проклятые взрывы. Бывает так - не видно, но чувствуется. А тут - ничего. Ничего и никого. Рыб и то не видно больше. Только вода.
Вода, взрывающая субмарины. Бред!
Но это не просто вода. Это она - черная, тугая, упругая. Пучина. И в ней возможно все.
Аракелов подошел к телетайпу. И в этот момент баролифт мягко тряхнуло. Дно. Несколько колебаний, быстро погашенных сопротивлением воды и амортизаторами, - и баролифт замер в центре медленно оседающего облачка ила, этакое трехногое механическое диво, отдаленно похожее на первые лунные модули.
Замигал вызов, поползла лента. Зададаев спрашивал, когда выход.
«Не знаю», - отстучал Аракелов.
«Не понял».
«Я тоже. И пока не пойму, не выйду. У меня еще час десять резерва. Погибли субмарины. «Рыбка». Если что-нибудь случится со мной, кто выручит Кулиджа?»
«Понял. Час десять при двойном запасе на работу?»
«Да».
«Понял. Что делать?»
«Мне нужен анализ воды».
«На что?»
«Не знаю. Полный».
«А по глубинам?»
«Полный».
«Не успеть».
«Запросите Факарао. У них здесь была многосуточная станция. Конец».
«Понял. Ждите».
Аракелов сам толком не знал, зачем ему эти данные. Просто это была единственная ниточка, по которой стоило пойти. Идти по ней можно было еще минут пятьдесят. А потом - потом в любом случае выходить. Но это потом. А пока надо думать. О чем? О воде. О пучине. Нужно хоть за что-то зацепиться. За что же зацепиться? Если за субмарины? Что с ними могло произойти? Взрыв - это ясно. Но почему? Отчего? У двух сразу… Нет, не сразу. С интервалом в четыре минуты. Субмарины идут строем уступа. Если в походном ордере - ведомая на пять кабельтовых позади мателота и на три правее по ходу; если в поисковом ордере - на три кабельтовых позади и на полтора правее. Так… В этом что-то есть… В каком ордере шли субмарины?