Вот оно что! Оказывается, это невинное создание умудрилось договоритьс об ответном визите, который через час должен нанести им Йензен… Прекрасно. Особенно если учесть, что Ганшин, ее непосредственный начальник, об этом ничего знать не знал.
- А вы слышали о существовании субординации, инженер?
Ганшин чувствовал, что, рассказывая все это, причиняет Оре боль, но не мог уже сдержаться, даже больше, чем стоило, акцентируя этот эпизод. Делать этого явно не следовало, но должен же он был хоть как-то сквитатьс с Йензеном, счастливчиком Йензеном, который манил женщин, как манит чаек маяк, мертвым Йензеном, даже сейчас сидевшим за этим треугольным столиком рядом с ним.
В сердцах Ганшин напялил скафандр и вышел в кессон, тем более что вчера забарахлил механизм внешней двери. Может, это даже и показалось, но Ганшин решил все же для очистки совести поковыряться в нем. Он ковырялся с полчаса, нашел, в чем дело, но тут - бог знает, как это получилось - у него выпала из рук универсальная отвертка, да еще поводок соскочил с карабина, и она - махонькая серебряная рыбка - улетела куда-то, и ловить ее теперь имело смысла не больше, чем злиться на Юльку. Ганшин вконец рассвирепел: ведь об этой ерунде придется докладывать теперь всем и вся, потому что это ЧП седьмой категории, и компьютер астронавигационной службы, оценив предварительно силу и направление броска, рассчитает гипотетическую орбиту этой злосчастной отвертки, и включат ее, грешную, в Женевский каталог под каким-нибудь номером 11788493, где и будет она значиться до тех пор, пока не попадет в трал одного из мусорщиков и сортировщик не сообщит куда следует, что отвертка универсальная с клеймом Пензенского инструментального завода поступила на свалку Лагранж-2… Ганшин задвинул крышку приводного механизма двери и сел на комингс, свесив ноги наружу. Собственно, он, конечно, не сидел, просто такая поза казалась привычнее и естественнее. Непринужденнее.
Так он и сидел, глядя, как глубоко внизу медленно проползают позиционные огни не то межорбитального буксира, не то мусорщика, - в таких тонкостях он разбирался плохо. Потом он взглянул на часы: по расчету времени Йензену пора бы уже появиться. Ганшин поднял глаза и тотчас увидел три огонька, - красный, зеленый и белый пульсирующий, - стремительно несшихся прямо на него. Йензен в самом деле был асом малого пилотажа, - его скутер шел прямо на открытый люк кессона. Только почему он не снижает скорость? Сбрось, сбрось, болван! Адмиральским подходом блеснуть хочешь, что ли?
Ганшин сам не понял, в какой момент до него дошло, что затормозить Йензен уже не сможет. То ли с двигателем что-то случилось, то ли… Ганшин рванулся, с ходу дал максимальный импульс, потом был удар, его закрутило, понесло, он обеими руками вцепился в раму скутера и только жал и жал на клавишу своего ранцевого движка. Затем он почувствовал, что удалось, что борт «Арабеллы» скользит под ними и, значит, они избежали самого страшного. Наверное, на несколько секунд он все же потерял сознание, потому что позиционные огни станции оказались вдруг уже далеко. Боль чуть-чуть отошла, и Ганшин смог перебраться к пульту управления скутера. С двигателем все было в порядке. Зато Йензен явно был без сознания.
Ганшин примостился сбоку на раме и стал разворачивать скутер к станции, попутно благословляя судьбу за то, что во время этой скачки с препятствиями они не изорвали солнечные батареи. То-то работы было бы! Потом он перетащил Йензена в кессон, кое-как стянул с него скафандр и только тогда - вдруг, разом, - понял, что Йензен мертв. Мертвее, чем вакуум Приземелья.
Все завертелось, потому что смерть - это ЧП первой категории. Через сорок минут примчался Ашот, потом прибыл со старт-спутника врач, который смог лишь констатировать то, что было ясно и так, вскрытие же на «Арабелле» проводить было невозможно, и тело (теперь уже просто тело) увезли на старт-спутник, откуда ближайший подкидыш должен был доставить его на Землю. И еще была Юлька, в какой-то совершенно нечеловеческой позе вжавшаяся в угол. Она смотрела на Ганшина, но не видела его, и Ганшин не стал подходить к ней. А когда с ней попытался заговорить Ашот, она вдруг негромко, но очень отчетливо произнесла:
- Все-таки она его добила…
- Кто она?
- Неважно. Теперь уже неважно. Но и вы - вы тоже.
Юлька вдруг дернулась, вскочила, - боже, до чего неуместны были сейчас ее платье и эти туфельки со сверкающими пряжками! - уткнулась носом в Ашота и заплакала, совсем по-девчоночьи, всхлипывая и хлюпая носом, и от этого Ганшину внезапно стало легче.
- Ашот, - бормотала Юлька, - вы же психолог, Ашот, как же вы… Ведь он же… Сломанный он был. А вы… Вы его должны были на Землю. Давно уже на Землю. А теперь…