- Вам не кажется, Александр Никитич, что не стоит выставлять себя в таком невыгодном свете? Ведь все-таки здесь международная группа… Анна - представитель правительства Караури к тому же. Не роняете ли вы в их глазах престиж советской науки? Несерьезно это, право, несерьезно.
- Врать не приучен, а правду говорить - так и сказать пока нечего. В такой ситуации посмеяться над собой - значит лишить этой возможности других.
- Не знаю, Александр Никитич, не знаю… По-моему, даже о трудностях можно было бы сказать, ну, повесомее, что ли, посолиднее. Ведь вы…
- Да знаю я, - перебил Аракелов. - Ей-богу, знаю, Николай Иванович. И самому мне достаточно тошно от этого. Каникулы на Караури - думаете, нужны мне эти каникулы?! Но раз уж я здесь, буду пытаться до конца. И говорить об этом все как есть. Не умею я делать хорошую мину при плохой игре…
Папалеаиаина не знала, что и думать. Было обидно, что задача - и задача для ее родины немаловажная - оказалась порученной человеку, который, суд по всему, с ней не совладает. А с другой стороны, подспудно верилось, что все ж таки совладает: было в Аракелове нечто внушающее уверенность…
Однако порой ее охватывало сомнение: так ли уж она права в своих ощущениях? Вместо того, чтобы заниматься делом, Аракелов устраивает всякие увеселения, чудит - ведь, конечно же, именно он, а не Янг придумал этот странный ночной концерт. Что за очередная затея?
Папалеаиаина протянула руку к тумбочке, еще раз повертела перед глазами билет: «Фрайди-Айлендское филармоническое общество имеет честь пригласить Вас…»
Что ж, раз приглашают - пойдем.
«Ну погоди у меня, Джайн! Я не я буду, если ты не попляшешь, да как попляшешь! Дай только до Тонга добраться. А уж там будь спок. Зря, что ли, я подрывником на Трансавстралии работал? Нет, дружок, не зря, ох, как не зря… Думаешь, ты без конца надо мной измываться будешь? Безнаказанно, думаешь? Мачту тебе скреби… Лапы у якоря точи… Хватит! Вот доберемс до Тонга - и все. Первую петардочку я тебе в магнитофон засуну. Аккуратненько так засуну, красивенько, комар носу не подточит. Очаровательный концерт получится… От такого концерта удовольствие не скоро забудешь… Ни ты, ни я. Жаль только, не увидеть мне тебя в тот момент… А второй заряд под баллер руля. Ювелирненько сделаю - не переборщить чтоб. Я тебя топить не хочу, греха на душу брать не стану. А вот без руля ты у меня поболтаешься - пока еще на твой SOS кто откликнется. Будешь тогда меня вспоминать. Поймешь, может, что над людьми измываться - тоже меру знать надо. Может, это тебя вежливости научит, господин капитан, король яхтсменов…»
VI
Янгу понадобилось сделать три рейса, чтобы на крохотной надувной «ладожке» перевезти гостей на катер. Лодчонка была двухместная, и когда в последний заход они оказались в ней втроем - вместе с Папалеаиаиной и Жюстин, то, хотя в пассажирках было от силы килограммов сто на двоих, вода едва не переплескивала через баллоны. Благо еще залив распластался, словно отутюженный тяжелым серебром полной луны… Аракелов, стоя на корме катера и чуть придерживаясь за леер, помогал гостям взбираться на борт, а потом спрыгивать в кокпит. Там сразу стало тесно, и Блюминг увел Папазянов и Кортехо в салон, а сам юркнул в рубку и уже оттуда спросил:
- Двинулись, Александр Никитич?
Аракелов, закреплявший буксирный конец лодки на кнехте, выпрямился:
- Давай, Веня, на малых…
Легко преодолевая встречное течение начинающегося прилива, катер даже на малых оборотах быстро - всего за каких-нибудь минут двадцать - двадцать пять - достиг выхода из бухты. Врезанные в темноту тропического неба, мерцающие под луной контуры скалистых мысов с запада и востока отступили назад и слились с контуром острова. Янг внимательно смотрел на берег: когда вершина западного мыса окажется в створе с двугорбым выступом на гребне кальдеры - значит, они достигли места. Еще минут пять… Янг вылез из кокпита на палубу, прошел на нос катера и в ту самую минуту, когда он встал прямо над вскипающим у форштевня белым буруном, Аракелов скомандовал:
- Стоп! Орсон, якорь!
Янг сбросил за борт блестящий, на вид несерьезный, игрушечный, но вместе с тем ощутимо увесистый для катерного - килограммов восемь, не меньше - якорь Горбунова. Одновременно левой рукой он снял со стопора якорь-шпиль. За бортом плеснуло, несколько брызг попали ему в лицо; трос с текучим потрескиванием, особенно слышным сейчас, в наступившей после выключения двигателя тишине, нарушаемой лишь мягким хлюпаньем мелкой зыби под бортом, сматывался, с барабана и уходил в воду. Прилив неторопливо влек катер к берегу. Потом легкий рывок - якорь взял дно. Янг застопорил лебедку и вернулся в кокпит. Там уже распоряжался Аракелов.