Первым нарушил молчание Блюминг:
- Заводить, Александр Никитич?
Аракелов кивнул, и тот исчез в рубке. Фыркнув, завелся двигатель, в его мерном рокоте почти утонул ноющий звук якорь-шпиля. Янг вздохнул, но дисциплинированно отправился на нос - принимать и убирать якорь. Когда он покончил с этим делом и вернулся в каюту, там все еще царило молчание. Наконец Жюстин решилась и повернулась к Аракелову:
- Что это было? Как вы это сделали?
Аракелов рассмеялся.
- Мы этого не делали. И не смогли бы сделать при всем желании.
- Но тогда кто же…
- Никто. Или, если хотите, что. Природа. Мы только назвали это… Точнее, собственно, назвал Орсон. Нептунова Арфа.
- Нептунова Арфа, - задумчиво повторила Папалеаиаина. - Здесь Эолова, там - Нептунова, да?
- Именно так, - коротко кивнул Янг.
- Значит, море… море…
Она подошла к Аракелову, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала.
- Спасибо, моряк, вы даже не представляете себе, как это было… - Она резко махнула рукой. - Спасибо!
Прежде, чем Аракелов успел сказать хоть слово, она повернулась к Янгу, чмокнула в щеку:
- И вам, Орсон, спасибо. Какие вы молодцы, ребята, какие вы все трое молодцы… - и выскользнула из каюты в кокпит.
Аракелов озадаченно посмотрел на захлопнувшуюся дверь, но последовать за Папалеаиаиной явно не решился. Пуританин, подумал Янг. Всем бы хорош, но пуританин… Впрочем, это его дело. Зато от Папалеаиаины такого всплеска эмоций Янг никак не ожидал. Скорее это подошло бы Жюстин. Досадно: выходит, он неверно оценил ее характер… Для матерого журналиста, каким был Янг, непростительно. Впрочем, утешил он себя, в главном ошибки не было - Нептунова Арфа произвела впечатление. Вкусный материал, черт побери, из него такое можно сделать… Тянет на хороший цикл передач…
«Господи, до чего они все мне надоели! Расписывали-то как - свобода, мол, океан, пассат, восходы, летучие рыбы… А что мне эти летучие рыбы? Потрошить их да жарить для этих скотов? Чтобы руки - в чешуе да в слизи? Ну уж дудки, хватит с меня. Дня нет, чтобы не поругались. Дня нет, чтоб лечь на сухие простыни - сырость, сырость, сырость… К черту все! Если им это нравится - их дело. А с меня хватит! Ноги моей больше на их паршивой яхте не будет, как только придем в ближайший порт. Если Алю по душе, чтоб им дальше так помыкали - пусть остается. Я и без него проживу. Не пропаду. До него не пропала, так уж теперь и подавно. А если у него хоть чуть-чуть мозги варят, и он сбежит. Вернемся в Аделаиду, там жизнь человеческая. Работаешь - так за деньги. Домой возвращаешься - так действительно домой. Сухо, уютно, телевизор включить можно, в дискотеку сходить, в бар… Хочет, пусть со мной возвращается, хочет - пусть остается, а я в эти игры больше не играю».
VII
Не без некоторого самодовольства Аракелов окинул взглядом поле боя; сегодня он хотел превзойти самого себя, и это, похоже, удавалось.
В большом закопченном котле, подвешенном над костром, томился суп из акульих плавников, заправленный содержимым чернильного мешка осьминога. Долетавший оттуда аромат будоражил гастрономическое воображение, и Аракелов удовлетворенно улыбнулся. Салат из frutti di mare[16] - дары моря, смесь различных съедобных моллюсков, водорослей и т. д. ] оставалось только заправить митихаари - кокосовым соусом, искусству приготовления которого научила его Папалеаиаина. Ну а гвоздем программы был, без сомнения, все тот же многострадальный осьминог, сдуру подвернувшийся вчера под гарпун Янга. Утром Венька добрых два часа отбивал его упругое, резинистое тело, доводя до должной кондиции, - процедура, требующая не только искусства, но и серьезной физической подготовки. Подняв туловище моллюска на вытянутых руках - безвольные щупальца свисали Веньке чуть не до пояса, - парень с надсадным мясницким «хаканьем» швырял спрута оземь, следя за тем, чтобы щупальца распластывались и шмякались на камни с сочным, глухим шлепком. Со стороны это выглядело весьма эффектно: казалось, Венька не то отправляет загадочный мистический обряд, не то исполняет модернистский танец… А сейчас, сваренный, освежеванный и завернутый в фольгу, неудачливый головоног медленно запекался в земле под костром. Еще немного - и его пора будет извлечь оттуда, чтобы разместить на блюде, которое по здешней робинзонской убогости с успехом заменит дюралевая крышка кормового лючка, разместить, уложив на свитые аккуратненькими коническими пружинками щупальца, наконец, полить его спиртом, поджечь и этаким фантастическим светильником поднести гостям…