- Нет, душа моя, меня ты в это дело не впутывай, - категорически заявил господин Хироа, когда Папалеаиаина, прервав его витиеватые излияни родственных чувств, коротко изложила суть дела. - Моего ведомства это не касается, а я предпочитаю быть от таких скандалов подальше...
- А я, туангане, помощи от тебя и не жду, - спокойно парировала Папалеаиаина. - Но одно ты можешь сделать, и не вмешивая в мои сомнительные затеи свое доброе имя. И ты это сделаешь. Ты договоришься с Фараджем Таароа, и он меня примет. Сегодня. Неофициально. После обеда. Или во время. Понял?
- Говорить об этом с президентом? Ты с ума сошла!
"Господи, - подумала Папалеаиаина, - слово в слово то же самое твердил вчера Ганшин!"
- А ты говори просто обо мне. Надеюсь, это ты можешь? - И, не дав собеседнику возможности возразить, повесила трубку.
Затем она добилась от Ислела Фалемахафу обещания уделить ей минимум полчаса, а лучше - час, причем немедленно. Это было не так уж сложно: Фалемахафу ухитрялся принимать всех, кому был нужен. Как это у него получалось, оставалось загадкой, но не исключено, что именно этому своему дару он был обязан чуть ли не двадцатилетним пребыванием на министерском посту...
- Да, задала ты мне задачку, тама, - повторил Фалемахафу, открыва глаза.
- Так ли уж трудна задача, тамана? - полюбопытствовала Папалеаиаина. И чтобы подсластить пилюлю, добавила елейно: - Для государственного деятел с таким опытом...
Фалемахафу усмехнулся:
- Женская душа - такая же тайна для государственного деятеля, как и дл последнего сборщика кокосов.
- При чем тут женская душа? - искренне изумилась Папалеаиаина.
- Когда старый Ислел сомневался, нужно ли строить энергоприемник непременно на Хаапаи-Матуа, кем он был? Одна женщина сказала: "Ретроград!" Когда старый Ислел требовал дополнительных изысканий, кем он был? "Перестраховщик, - сказала та же женщина, - сразу видно, чиновник, не инженер!" А теперь, когда выясняется, что старый Ислел сомневался не зря, к кому приходит эта женщина? К старому Ислелу... А ты говоришь, тама, женская душа тут ни при чем!
- Я и сейчас уверена, тамана, что энергоприемник строить надо. Только в другом месте.
- Не знаю, не знаю... Солнечные коллекторы у нас работают прекрасно. Приливная электростанция на Телеки Лаге тоже дает свои киловатты. И немаленькие киловатты, тама. Даже добрые старые тепловые станции, что работают на отходах кокосового сырья, еще не отжили свой век. И долго еще не отживут, поверь. Так что все эти низвергающиеся с небес гигаватты не кажутся мне первой необходимостью.
- Сегодня вы правы, спору нет. А завтра? Мы должны думать о завтрашнем и даже о послезавтрашнем дне!
- Об этом ты станешь думать, когда сядешь на мое место, а это будет уже скоро, очень скоро.
- А пока?
- А пока строй свой энергоприемник. - От Ислеловой логики Папалеаиаину оторопь брала. - Может, когда-нибудь он и впрямь окажется нужен позарез. Только трижды подумай, прежде чем выбирать для него место. Помни, тама, у нас маленькая земля. Очень маленькая. И мы должны дорожить каждой ее пядью, использовать ее только разумно, только правильно, только бережно, только доходно. И главное - только любя.
- Все это так, тамана, но что же делать сейчас?
- Ты спрашиваешь меня?
- Нет, я прошу вас. Именно потому, что нужно спасти эту самую пядь земли - такую, какой нет, может быть, нигде больше. Во всем мире нет.
- Что ж, тебе надо поговорить с Фараджем. Это может решить только он.
- Я думала поговорить с ним вместе с вами, тамана.
- Уволь, тама, уволь. Чтобы ты с твоим напором, с твоим умом, с твоим обаянием да не сумела убедить президента нашей маленькой республики?..
Покидая министерство, Папалеаиаина уже не была так уверена в своей победе. Хотя... Не будь Фалемахафу в глубине души согласен с ней, он вел бы себя иначе. Что-что, а "нет" говорить он умел во все времена. Значит... Либо он в самом деле настолько уверен в ее правоте, что считает излишним вмешиваться, либо затевает какую-то свою игру. Но не враждебную - это Папалеаиаина ощутила бы. "А раз так, пусть затевает. В конечном счете сегодня мы с ним все равно союзники, как бы несхоже ни думали о завтрашнем дне. Да так ли уж по-разному думаем мы о нем?" - спросила себ Папалеаиаина и не смогла найти однозначного ответа. В последнее время это стало происходить с ней подозрительно часто.
Туангане Тераи все-таки постарался на славу. В этом Папалеаиаина убедилась, когда, оставив на стоянке возле Часов свой маленький, яркий "рено-электро", она пешком подошла к малому входу в президентский дворец. Национальные гвардейцы в полной парадной форме, с четырехцветной кокардой на ослепительно белых шлемах и воронеными пистолет-пулеметами Скиннера на груди, замершие по сторонам витых чугунных ворот, бросили на нее лишь мимолетный взгляд и тут же развели преграждавшие путь ритуальные копья. Значит, о ее приходе предупреждены. Впрочем, Папалеаиаина не сомневалась в этом. Как бы ни брюзжал Тераи, но если она попросит, а еще лучше прикажет, как сегодня, - он сделает. В лепешку разобьется, но сделает, даже если ему это не по душе. Такие уж отношения установились между ними еще с детства...
Как это нередко случается, продолжение оказалось куда хуже начала, и разговор с Фараджем Таароа очень скоро зазвучал совсем не в той тональности, какой хотела бы Папалеаиаина. Может, беда была в том, что здесь, на обширной террасе президентского дворца, где сидели они в легких плетеных креслах псевдоколониального стиля, в покойной, прохладной, тени натянутого над их головами тента, рассказ Папалеаиаины о Нептуновой Арфе, о ночных подводных концертах, словом, обо всем том, что для нее самой было прожитым и прочувствованным, невосполнимо терял изрядную долю достоверности и убедительности.
- Боюсь, госпожа Фолиаки, - сказал президент, когда Папалеаиаина смолкла, - что одобрить вашего поведения я при всем желании не могу. Судите сами: на одной чаше весов гипотетическая пока ценность явления, открытого нашим русским другом, а на другой - участие республики в крупном интернациональном проекте, первый выход Караури на международную арену, и выход серьезный, пусть даже ограниченный рамками нашего региона Океании. Ценности, согласитесь, несоизмеримые.
"Боже, - подумала Папалеаиаина, - неужели мне не удастся пробить эту холодную, упруго-твердую, словно литая резина, стену, которую воздвигает сейчас между нами Фарадж Таароа? Ведь я была так уверена, я убедила Аракелова, Янга, Блюминга... И что же? Аракелов сидит сейчас в пещерах под островом, прикрывая наш вояж в Папаленим, потому что, пока он там, в лабиринте подземных ходов, Ганшин не рискнет, ни за что не рискнет начать испытания, ибо вызванные взрывами просадки могут убить человека. А это совсем другое, нежели хладнокровное уничтожение Арфы. На это он пойти не сможет. Пусть даже вероятность столь сильных просадок ничтожно мала - все равно не сможет. По крайней мере, Аракелов был в этом уверен (или делал вид, что уверен, успокаивая ее?). Как он тогда сказал, Аракелов? "Я знаю таких людей, Аина. Поверьте, знаю. Они решительны на словах. Но слова это одно, а поступки - совсем иное. Не станет Ганшин взрывать, зная, что там, внизу..." Мне бы его уверенность, - подумала Папалеаиаина, у которой при мысли об Аракелове нет-нет да екало сердце, - А может, именно уверенности мне сейчас и недостает? Что ж, придется говорить иначе".