Пока они шли ущельем Лафру, молодой человек говорил без устали. Он делился своими надеждами с преданным верующим. Сердце послушника было взволновано и обуреваемо ожиданием предстоящего ему обучения у добрых людей. Он был простым юношей, и всё ему казалось ясным и открытым.
— Я немного знаю латынь, — говорил он. — Этого достаточно, чтобы читать Евангелия, которые я скоро выучу напамять!
Пейре Бернье сделал Фабре знак, чтобы тот помолчал. К небу взлетел пастушеский крик, отдался эхом еще и еще раз, скатываясь вниз по ущелью.
— Послушай, — сказал он, — друзья нас приветствуют!
Но когда умолкли последние, поглощенные равнодушными скалами, звуки, Раймонд Фабре продолжил свой монолог. Он говорил о своём друге из Кустауссы, Фелипе де Талайраке, которого добрые люди послали в самую Ломбардию, чтобы он там выучился и крестился.
— Он намного учёнее, чем я! Вы знаете, добрые люди думают, что он станет опорой их Церкви. Если Бог так захочет, он сам меня будет обучать вместе с Мессером Пейре Отье. А потом, если Бог так захочет, мы будем и проповедовать вместе, как апостолы, в мире, который лежит во зле… — И поскольку Пейре Бернье не выказал никакой заинтересованности последней фразой юноши, продолжая идти молча с котомкой за спиной, тот заметил — Это ведь цитата! Так сказано в Писании: «Апостолы проповедовали в мире, который во зле лежит». Из Деяний Апостолов — я точно знаю…
В Монтайю обе дочери Маури помогали отцу и матери собирать последнюю солому, оставшуюся после жатвы прошлых недель, уже сложенную в небольшие стога на маленьких полях на склоне горы, в нижней части покоса, под пастбищами, где мальчики всей деревни сообща охраняли скот, принадлежащий всем семьям. Гильельма любила эту тяжелую работу, любила стоять в золотистом свете и вдыхать запах близких гор. Знойная дымка скрывала вершины Андорры. Когда она первый раз, согнутая под тяжестью корзины с охапками соломы за спиной, спускалась в деревню вместе с Раймондой, у нее немного заныло плечо, и девушка остановилась передохнуть посреди дороги, глядя на очертания замка внизу.
— Послушай–ка! — воскликнула она. Издалека донёсся крик. В нём были насмешка и триумф, призыв и приветствие, радость и одиночество. Это был крик двух пастухов, уходящих в сторону Фенуиллидес. Крик Пейре Маури и Берната Белибаста.
— Кстати, Пейре говорил тебе? — спросила, слегка отдышавшись, Раймонда. Она вся раскраснелась, и глаза ее блестели. — Говорил тебе, как там его обручение с Бернардой д’Эсквинат? Что у них там?
Гильельма почувствовала досаду. Ей не нравились сестрины сплетни о чужих любовных делах. Нет, Пейре ничего ей не говорил. К тому же, она ни о чем таком его и не спрашивала. На самом деле, в этот момент она думала не о Пейре. Этот взгляд черных глаз, которые, не мигая, смотрели на нее… с таким неописуемым выражением радости, силы и нежности… Она уверена, что для нее предназначался этот крик прощания, это обещание Берната Белибаста вернуться.
ГЛАВА 8
ВЕСНА 1305 ГОДА
Положа руку на Евангелие, мы клянёмся на этом святом Евангелии Божьем, что мы будем стремиться, придерживаться и крепить веру Господа Нашего Иисуса Христа и святой Римской Церкви и защищать ее от врагов всеми своими силами. Далее, мы будем преследовать, и помогать ловить еретиков, так же, как и их верующих, тех, кто их кормит, принимает и защищает, а также тех, кто становится беглецами из–за ереси, и что мы будем, где только можно, обвинять и выдавать их Церкви и вам, господам нашими, епископу и инквизитору.
Отовсюду приходили новости: возникали, приплывали, прокрадывались… Горы не были им помехой. Они везде прокладывали себе дорогу. Священники проповедовали их с кафедр, а бальи и кастеляны оглашали на деревенских площадях перед народом. Быстрые ноги разносили их. Открыто или тайно, громко и шепотом, из уст в уста, новости достигали горных деревень, хотя и с опозданием.