— Скучный? — он проскальзывает руками под мою рубашку и расстегивает бюстгальтер.
— Да, ты вырос среди денег и манер — скучно.
Он смеется, садясь и снимая мою рубашку.
— Думаю, что попытаюсь быть менее скучным, — наклоняясь, он втягивает мой сосок в рот и кусает его, сильно!
Глава 33
Сломленный
Оливер
То, что Вивьен проделала весь этот путь, чтобы повидаться со мной — лучший подарок. Когда мы вместе, мир снова становится идеальным. Не имеет значение, что мы не с нашими семьями или то, что мы просыпаемся в гостиничном номере в рождественское утро. Она — это все, что мне нужно.
— Так, из-за того, что я завтра улетаю, мы останемся в кровати на весь день? — спрашивает Вивьен, пока кормит меня долькой апельсина — это часть Рождественского обслуживания номеров.
— Мы пробыли здесь на протяжении последних двух дней. Меня это устраивает, — усмехаюсь я, облизывая сок с ее пальцев.
— В котором часу ты прибываешь в Бостон в пятницу?
Я «случайно» капаю греческим йогуртом на ее сосок. Она закатывает глаза, когда я облизываю его.
— В пять по бостонскому времени.
— Так ты успеваешь на репетицию?
— Должен, если рейс не задержат.
Она кивает и смотрит на меня с напряжением на лице, будто пытается что-то выяснить.
— Ты сегодня навещаешь Кэролайн?
Ее вопрос застает меня врасплох.
— Нет.
Я ощущаю ее осуждающий взгляд на себе, поэтому сосредотачиваюсь на тосте, который намазываю маслом до идеального состояния.
— Ты можешь пойти, я могу подождать тебя здесь.
— Нет необходимости.
— Когда ты в последний раз навещал ее?
Я пожимаю плечами, желая, чтобы она оставила этот разговор.
— Некоторое время тому назад.
— Так ей уже лучше?
— Она в психиатрической лечебнице с депрессией в анамнезе и принимает миллион лекарств. Это только, кажется, что будет все хорошо, Вивьен, — я закрываю глаза и вздыхаю. — Прости… — я ненавижу нервирующее ощущение злости, которое подавляет мое сопротивление.
Она кладет свою руку на мою в успокаивающем жесте. Я открываю глаза и смотрю на нее. Я ненавижу врать ей. Я ненавижу Кэролайн за то, что поставила меня в такое положение. Почему она просто не может поправиться и отпустить меня или прекратить чертовые попытки самоубийства.
— Я не видел ее со Дня благодарения.
— Почему?
Что за черт?
— Что ты имеешь в виду «почему»? — я только что сказал ей, что не видел Кэролайн со Дня благодарения, а ее реакция «почему»?
Глаза Вивьен расширяются из-за моего повышенного тона.
— Ты, должна быть, шокирована или зла, но это не так. Ты знала, не так ли?
— Оли…
— Не Олькай мне, Вивьен. Ты знала, не так ли?
Она качает головой.
— Кто сказал тебе? Родители Кэролайн звонили тебе? Моя мама выяснила? Она сказала тебе, не так ли?
Она продолжает качать головой.
— Скажи мне! — я сбрасываю поднос с едой с кровати, тарелки и стаканы разбиваются о стену и пол. Вивьен закрывает рот руками, и слезы… чертовы слезы жалости катятся из ее глаз.
— Почему? Почему ты не сказала мне? Почему ты не сказала мне приехать домой?
— Ты был не готов.
— Что, черт возьми, это означает? — я встаю, натягиваю штаны и меряю шагами пол, потирая ноющие вески. — Готов к чему? — мой голос ломается.
Она становится на колени на кровати, прижимая простынь к груди.
— Готов справиться со своим прошлым. Оли… ты хранишь подушку, которой… — она не может этого произнести. Конечно же, она не может. Это слишком болезненно.
Я качаю головой. Такое ощущение, будто целый мир обрушивается на меня. Что я сделал? Я жертва. Она убила Мелани и оставила меня ни с чем. Почему все думают, что это у меня проблемы? Я ненавижу ее… она оборачивает всех, кого я люблю, против меня, заставляя меня казаться сумасшедшим.
— Она убила ее, не я.
— Оливер…
— Нет, она убила ее. Я был на работе… — я качаю головой. — Меня там не было.
— Оливер…
— Она сделала это. Она забрала у меня все. Боже… я так сильно ее ненавижу!
— Оливер, прекрати!
Я протягиваю руку, чтобы удержать ее от прикосновения ко мне.
— Нет. Почему так происходит? Почему все обвиняют меня?
— Оливер, пожалуйста… — я слышу всхлипы Вивьен, но не чувствую ее. Я ничего не чувствую.
— Что это значит? — я сильно зажмуриваю глаза. — Скажи мне! Что это значит? — я открываю глаза и вижу, как Вивьен тянется к телефону. Ни в коем случае. Она не позвонит никому, пока не скажет мне. Я хватаю ее телефон и бросаю в стену, разбивая экран. Она дрожит как листок. В чем ее проблема? Никто не заставляет ее чувствовать себя сумасшедшей. Никто не говорит ей справиться со своим прошлым.
— Оли…
Я хватаю ее за плечи и трясу.
— Моя жена задушила мою новорожденную дочь чертовой подушкой! Это мое прошлое, я не могу его изменить! Так не могла бы ты, пожалуйста, сказать мне. Что, бл*дь, ты имеешь в виду, когда говоришь о «справиться со своим прошлым»? Как, ради Бога, мне это сделать?
Она плачет.
Я вижу это, но отказываюсь слышать.
Она умоляет меня отпустить.
Я не делаю этого.
И затем она обрушивает на меня два простых слова.
— Прости ее.
Я отпускаю ее и отступаю назад. Такое ощущение, что она выстрелила мне в сердце.
— Это не ее вина. Она была больна, — всхлипывает Вивьен.
Я смотрю в знакомые глаза, но не вижу ее на самом деле. Голос… я слышу ее голос, но чувствую онемение, полное онемение.
***
Вивьен
Я думаю, я сломала его. Оливер пережил невообразимое, но я никогда не думала о нем, как о сломленном — до этого момента. Его глаза смотрят на меня, но взгляд проходит насквозь. Я хочу забраться к нему на руки и обнимать, но я напугана. Он показал мне ту сторону себя, которую я не видела раньше, и не уверена, что он узнает меня или даже себя прямо сейчас.
Я осторожно передвигаюсь к краю кровати и становлюсь на пол, придерживая простынь, обернутую вокруг своего тела. Он в нескольких футах от меня опустился на стену.
— Ты сам сказал, Оли — менее одной десятой процента. Это была трагедия. Это все была… ужасная трагедия.
Все его тело застыло как камень, лишенное каких-либо эмоций. Хотела бы я хоть украдкой заглянуть в его мысли сейчас. Я вытираю глаза и жду. Я не хочу, чтобы этот мучительный момент был нашим первым Рождеством вместе, но время проходит. Оливер готовится покинуть Портленд с той же ненавистью и негодованием, которые он держал в себе на протяжении многих лет. Наносящие вред эмоции, которые держали его в заложниках на протяжении этих лет, угрожают поглотить и всю оставшуюся его жизнь.
Это то, что происходит с человеком, когда он кого-то ненавидит. Это вирус, который проникает в его жизнь и удерживает всех, кто дорог, затем по одному отрывает их, пока он не остается одиноким, пустым, и мертвым внутри. Ненависть подпитывает негодование, и происходят убийства. Она беспринципна и будет высасывать из человека жизнь, пока от него не останется пустая оболочка.
Будет именно так… если позволить этому случиться.
Я не могу больше наблюдать, как Оливер становится жертвой всего этого. Моя любовь к нему слишком сильна. Я пожертвую нами, чтобы спасти его.
— Оливер?
Он, наконец, моргает, и я вижу, что он узнает меня, когда его взгляд фокусируется, но выражение лица остается безжизненным.
— Уезжай домой.
Его слова сотрясают все мои внутренности, но я не позволяю ему видеть это. Я проглатываю каждую эмоцию, которая угрожает вырваться на поверхность, когда я одеваюсь. «Он вернется к тебе». Слова Джеки проносятся у меня в голове, но не приносят мне удовлетворения. Глядя на него сейчас, я не уверена, что он когда-нибудь вернется хоть к кому-нибудь из нас.