— Я… Я… — что-то поднялось в Яварле в этот миг и хлынуло из неё, оставляя её плакать, когда она резко вскочила и закричала на него: — Нет! Никогда! Я из Твердыни, это мой дом, и это… Мэншун никогда…
Она говорила, но знала, что это неправда. Этот холодный и мягко улыбающийся мужчина сломал бы её в мгновение ока, помешай она любой, самой пустой его причуде. Он уже использовал её куда хуже, чем использовал этот незнакомый Яварле мужчина, и, и…
Слёзы снова одолели её, и она закрыла лицо ладонями, пытаясь удержать их, борясь с ними до тех пор, пока ярость не заставила слепо колотить её кулаками по кровати и кричать:
— Я способна на большее, чем просто плакать, будь прокляты все боги!
— Спокойно, подруга, — сказал мужчина, нежно касаясь её щеки. Боль, которая была там с тех пор, как кожу рассекло кольцо Амбрама, исчезла, а вместе с болью — и её горе, под огромной волной усталости, за которой последовало легкомысленное веселье, возникшая из ниоткуда эйфория с запахом лимонов и смутными видениями зелёных деревьев, пятен солнечного света и смеха…
— Магия, —спокойно сказала она. — Ты используешь на мне магию.
— Да, использую. Ты нужна мне спокойной и счастливой, Яварла. Чтобы ты могла выбирать с ясной головой.
Яварла сделала глубокий, судорожный вдох и твёрдо сказала:
— Я спокойна. Я могу выбирать. И если ты не намерен быть моим тюремщиком, я скажу тебе ещё раз: Зентильская Твердыня — мой дом. Я не хочу новой жизни где-то далеко. Я прекрасно знаю, как опасно это может быть, я знаю, что люблю первого лорда и что меня он не любит… но я хочу остаться. Я из Твердыни, даже если это означает мою смерть.
— Да будет так. Ты останешься. Или, точнее, вернёшься в Вирмову Гавань — если ещё осталась Вирмова Гавань, куда можо вернуться — через пару дней, когда я закончу создавать шторм, что запросто может смести тебя, если не проследить за твоей безопасностью. Значит, думай об этом как об отпуске.
Свет вокруг Яварлы изменился, и кровать под ней превратилась в холодную плитку каменного пола где-то в лесу под открытым небом, с огромными деревьями, возвышающимися вокруг и тянущимися в просторные зелёные дали. Узел из её одеяла мерцающей ткани лежал у её ног, и высокая, красивая и среброволосая женщина откладывала арфу, чтобы встать с камней и наклониться над Яварлой в приятно удивлённом приветствии. Она носила кожаную одежду лесников и не обладала возрастными морщинками, что приходили вместе с серебром волос.
— Здравствуй, госпожа. Я Шторм Среброрукая, котелок только что закипел, и скоро подоспеет горячее печенье с маслом. Будете чай?
И Яварла поняла, что зверски голодна.
Пока она пыталась улыбнуться и найти слова для ответа, склонившаяся над нею женщина слышала другие слова у себя в голове.
Шторм, это Яварла Сарбахо из Зентильской Твердыни. Она только что убила своего мужа—по хорошей причине. Дай ей хорошо поспать при помощи своих трав и заклинаний, и оставь её в таком состоянии на сегодня, и возможно на завтра.
У себя в голове Шторм улыбнулась.
Конечно, Эл. Если ты, разнообразия ради, решил что делать дальше, вместо того, чтобы бросаться вперёд и делать.
Справедливо, Штормистая. Справедливо.
И это действительно было так. Кроме того, печенье оказалось изумительным.
Пока что полуденная трапеза шла лучше, чем он ожидал. Глаза Фзула Чембрила ясно сказали Мэншуну, какую ярость до сих пор испытывает жрец Бейна из-за того, что Мэншун захватил власть, но гость первого лорда, очевидно, решил сохранять вежливость. Пока что, по крайней мере.
— Я никогда не собирался решать все вопросы и править Братством самостоятельно, —осторожно сказал Мэншун. — Я хочу, чтобы ты был — мне нужно, чтобы ты был — полноправным партнёром во всех моих решениях. Поэтому мы встретились не только ради того, чтобы объедаться этим превосходным сыром и ягодным желе — прошу, отведай ещё, пожалуйста — но и ради того, чтобы решить, как действовать дальше.
— Во всех вопросах правления крепостью и Зентаримом? — спокойно спросил Фзул. — Или только в твоей… прошу прощения, нашей… войне с путевыми повелителями?
— Разумеется, во всех, но давай оставим эти решения для будущих встреч, которые я готов проводить по твоему повелению, а не по моему, когда разберёмся с этим делом путевых лордов. Первый на нашем общем блюде — Сарбахо и его разгром наших людей в Вирмовой Гавани.
— Как я слышал, ты потерял больше дюжины волшебников, — сообщил Фзул сыру, который нарезал ломтиками. — Давай начнём с того, что ты доверишься мне достаточно, чтобы сообщить правду о всех твоих потерях. Сколько магов — и сколько воинов и шпионов можем мы к этому добавить?
— Десять и четыре волшебника. — тихо сказал Мэншун. — Пятеро опытных, остальные—амбициозные выскочки или стареющие маги-самоучки. Три или четыре шпиона — я по-прежнему жду доклада одного человека. Почти сорок воинов; общее число зависит от того, оправятся ли некоторые от ран. Люди Сарбахо использовали отравленные болты.
— Лоркус Снил — тот человек, доклада которого ты ждёшь?
Мэншун кивнул.
— Тебе что-то известно по поводу его судьбы?
Фзул покачал головой.
— Ничего. Правда. Что ж, я нацелен на полное уничтожение Сарбахо и его особняка. Сделаем из него пример для любого, задумавшего любое неповиновение или прямой вызов Братству. Собери всех, кто у нас есть, для совершенно открытого налёта, который превратит Вирмову Гавань в руины. Мы используем все наши стенобитные заклинания и дадим повод задуматься нашим преданным горожанам.
Неожиданная улыбка Мэншуна была яркой и такой же искренней. Именно это он планировал сам, со жрецами или без. Но поддержка полных сил храма нравилась ему больше, чем её отсутствие.
Они легко и быстро согласились, что падение Вирмовой Гавани должно быть достигнуто «к следующему полудню». Фзул предложил расставить своих старших жрецов на крышах, чтобы разить солдат, отправленных сражаться с зентиларами — как и любые жалкие останки городской стражи, достаточно неразумные, чтобы решиться бросить вызов власти Зентарима.
Им потребовалось обменяться всего несколькими словами, чтобы согласиться после разрушения Вирмовой Гавани усесться и ждать, пока затаившиеся выжившие путевые лорды будут страдать от того, что их порталы превратились в губительную западню. Конечно, они будут убивать всех независимых волшебников, которые подойдут к любому из особняков путевых лордов, не дожидаясь, пока те смогут нанять любого, способного снова обезопасить Тёмные пути.
— Повелители путей падут, мы сразу же восстановим городскую стражу под своей властью, а совет может встречаться так часто, как хочет, и делать, что пожелает, — злорадствовал Фзул, допивая шестой кувшин вина. — Зентильская Твердыня будет нашей.
Он был вознаграждён нетерпеливой улыбкой Мэншуна, и они чокнулись кубками.
Фзул Чембрил этим наслаждался.
Впервые за очень долгое время Мэншун действительно в нём нуждался.
И это означало, что в ближайшем будущем можно не опасаться хитрого или жестокого нападения, здесь или где-то в другом месте.
Более того, непрерывно растущий список потерь среди магов Братства позволит Правой руке Бейна получить на какое-то время немалый вес в Зентариме; Мэншун быстро оставался один, противостоя почти в одиночку всей мощи храма.
Поистине в одиночку. Прошлой ночью в личное святилище Фзула прилетел созерцатель, преодолев сторожевые заклинания с презрительной лёгкостью, и передал личное послание.
— Ты можешь рассчитывать, что Мэншун не получит помощи от моих сородичей в этой драке за Тёмные пути, — сказал глазной тиран. — Мы считаем это испытанием его силы и способности править Братством. Так что можешь не бояться, Фзул Чембрил — если Мэншун призовёт нас сокрушить тебя или твоих храмовых подчинённых, мы к нему не прислушаемся.