Или не совсем. Раздался меланхоличный смех. Затем от тени ворот отделился мужчина, и Хаггар инстинктивно понял, что это лорд Каннот, правитель-архифей катакомб Сендриана.
Он был мужчиной среднего роста, смуглым, с тонкими чертами, стройным, одет в жакет из винного бархата. Его единственным оружием был цветок, лилия на конце длинного стебля. Склонившись над лежащей девушкой, он коснулся лилией её лба, её губ. Его голос был тихим и насмешливым.
— Когда я впервые тебя увидел, то принял за врага, которого стоит опасаться, какого-то дикого берсерка-ликантропа из долины Сломанных Камней. Но в свете луны, как ты понимаешь, подобная иллюзия растаяла, и вот мы здесь — простая эладринская дева, съёжившийся орк и я.
Пока он говорил, по другую сторону арки прекратил идти снег. Туман рассеялся, и насколько видел Хаггар, Улица Богов была свободна до самого бассейна с синей плиткой. Следы боя утащили. В свете луны камни были белыми, как мел.
— Скажи мне, — произнёс архифей. — Теперь, когда всё замерло, и ты можешь вспомнить, если тебе хватит разума на разговор, какой импульс начал всё это насилие? Не беспокойся, — сказал он, когда Хаггар наклонился над телом девушки, протянул руку и убрал её. — Она спит, ждёт, пока ты её разбудишь. Это любовь, не правда ли? Любовь начала всё это.
Он не стал отрицать. Во сне, в лунном свете, весь гнев и презрение, которые уродовали её, пропали. Она лежала на спине, и волосы не закрывали лицо.
— А что насчёт неё? Что она чувствует? Орк и фейская дева — должен признаться, подобная история способна тронуть моё сердце.
Хаггар покачал головой. Лорд Каннот улыбнулся.
— Но это может измениться. Не оставляй надежду. Не бойся — она не проснётся, пока ты не поцелуешь её губы.
Хаггар в изумлении посмотрел на печального архифея. Он снова протянул руку и снова убрал.
— Мальчик, — посоветовал лорд Каннот, — это жест моей доброй воли. Но не заставляй меня ждать. Вскоре ты перестанешь меня забавлять.
Так что Хаггар закрыл глаза, подался вперёд и как можно легче поцеловал девушку в губы. Она немедленно проснулась, и когда увидела его, отпрянула, как от ожога. Она повернулась к земле и сплюнула.
— Свинья!
Лорд Каннот рассмеялся.
— Этот мальчик спас тебе жизнь. Будь благодарна, дитя. Гордость — ничто, и красота ничто, в сравнении с добродетелью чистого сердца. Поверь, кому, как не мне, это знать.
Своим жезлом-лилией он отбросил волосы со своего хищного, тонкого лица. Там, где цветок касался кожи, она изменялась. Где кожа была бледной и чистой, она в мгновение ока покрывалась ожогами и рубцами, чудовищными и уродливыми. Жуткие губы растянулись в усмешке.
— Дитя, — тихо сказал он. — Как тебя зовут?
— Астриана, милорд, — буркнула она в землю.
— Астриана. Это название цветка. Прими свою судьбу, Астриана, как я принял свою. Это твой муж. Ты меня понимаешь?
В её глазах блеснули слёзы.
— Да, милорд.
— Произнеси клятву у себя в сердце, чтобы я видел. Хорошо. Тогда всё сделано.
Он встал и отвернулся от них. Луна скользнула за облако. Когда она снова вышла, лорд Каннот исчез.
— Пойдём, — мгновением спустя сказал Хаггар. — Давай покинем это место. Оставаться здесь небезопасно.
В сотне шагов от дороги ждал лес.
— Нам никто не причинит вреда, — буркнула Астриана. — Ты так глуп, что не слышал? Он дал нам слово.
Она плакала в ладони. Она присела у дороги, пока он стоял над ней, испытывая стыд. Воздух вокруг них замер.
— Ты так глуп, что не понимаешь? — продолжила она. — Ты мой муж. Всё, что ты попросишь, я обязана выполнять — особенно этой ночью.
— Это не в обычае моего племени, — сказал он.
Она не услышала, продолжая стонать в ладони.
— Меня хорошо наказали. Все эти месяцы я использовала себя, чтобы зачаровать тебя — всё, чем я являюсь — и знала, что делала. Иначе зачем тебе было приходить.
Когда она подняла взгляд, её щёки были мокрыми, а глаза свирепо блестели.
— Чего ты хочешь? Не томи. Как хорошая жена, я обязана выполнять любую твою прихоть.
Стоя на белой, как кость, дорога, Хаггар прочистил горло. Он начал возиться со своим тотемным жезлом, выковыривая кусочки агата.
— В моём клане, — скромно произнёс он, — хорошую жену определяет другое.
Она бросила на него взгляд неприкрытой благодарности, тут же сменившейся подозрением.
— Легко сказать. Или ты так глуп, что не понимаешь, что я предлагаю?
Он улыбнулся, потому что решил, что понял, как её обезоружить.
— Астриана, — сказал он и увидел, как девушка вздрогнула.
— Женщина, — поправился он. — Вот чего я хочу.
Она снова отпрянула, как от удара.
— Я хочу понять, зачем ты привела меня сюда, в это место. Девять лет ты проделывала путешествие в мой мир. «Поместите его с остальными», ты сказала, когда я лежал в повозке.
Она посмотрела на него долгим, медленным взглядом. Она вытерла нос краем платья и с сухими глазами поднялась на ноги.
— Ты этого хочешь?
— Да. Я хочу этого.
— Клянусь, ты даже глупее, чем я думала, — сказала она, но улыбнулась, когда он расхохотался. — В Фейвайльде мы связаны нашими обещаниями, понял?
Он кивнул.
— Тогда пойдём, — сказала она. — Я расскажу тебе. Для меня прошло не девять лет.
Она свернула с дороги в сторону леса.
— А что насчёт твоих товарищей? — спросил он. — Утром ты вернёшься?
— За кем? — она пожала плечами. — Их больше нет. Я наняла их в деревне.
— Всё равно. Мы должны вернуться. Один из них был ещё совсем ребёнок.
Она бросила на него взгляд, подразумевающий, что его глупость стала сравнима с силой природы, как ветер или океан.
— А кроме того, — сказал он, — у нас нет оружия.
— Это неподходящее место, чтобы его искать, — она взмахнула рукой. Оглядевшись на ворота, он увидел огромную фигуру на дороге там, где перевернулась повозка. Форма была человеческой, но размер — нет.
— У нас нет выбора, — сказала она. — Лорд Каннот забрал всё, все наши силы. Это традиция. Его подарок нам.
Неожиданно она заторопилась. Она повернулась и пробежала по пологому склону, он — следом. Она сказала правду; в нём не осталось сил, ни следа его тотемного животного. Он был тяжелее девушки и с трудом держался вровень, как будто воздух нового мира был слишком густым, чтобы дышать.
После полутора миль она остановилась перевести дух под покровом леса.
— Сколько это продлится? — спросил он какое-то время спустя.
— До завтрашнего рассвета. Это произошло, когда я произнесла клятву. Таков путь эладрин — в ночь венчания вместе обходиться без всяких умений или способностей, как простые мужчина и женщина.
Ему показалось, что она насмехается.
— Хватит так говорить.
— Я не получаю никакого удовольствия, напоминая тебе об этом. Прошло девять месяцев, а не лет. Девять месяцев я забрасывала крючок в этот бассейн. Ты — единственная рыбка, которая клюнула.
— Полагаю, что нет.
Она изучала его лицо, как будто пыталась запечатлеть в памяти его уродство.
— Почему ты не злишься? — спросила она. — Меня бы разозлили вещи, которые я тебе говорю.
Они стояли у каменной колонны на входе в лес. Она отмечала границу, где выбеленный песок дороги и её обочины уступали мраку деревьев. Там, где прекращалась мостовая, и дорога становилась грунтовой, стояли часовыми два огромных дуба.
— Защита Каннота оканчивается здесь, — сказала она. Она пожала плечами. — У меня даже нож похолодел.
Она вошла под дубы и исчезла во мраке.
Он не знал, лжёт ли девушка или просто не замечает собственных сил, но во мраке она сохранила некоторую люминесценцию, зеленоватое мерцание, которое вело его вперёд. Без него ему пришлось бы прокладывать свой путь вслепую, потому что кроны деревьев преграждали путь всякому свету, кроме редкого лучика луны, тропа была грязной и петляла среди переплетающихся корней. Скоро дорога пошла под уклон, и в некоторых местах они спускались по склону среди елей, карабкаясь через мокрые булыжники. Струйки воды текли вокруг, и Хаггар был поражён плодородием этого места, плотностью и силой жизни. Куда бы он ни ставил руку или ногу, живые существа уползали, выпархивали или убегали прочь, а воздух кишел жуками, которые забивались ему в ноздри и в рот. В темноте звуки и запахи атаковали его почти с физической силой, изобилие щебета, клёкота, стрёкота и карканья, смолы, пепла, грязи и гниющего дерева. Но среди всего этого он улавливал тонкую, мимолётную нотку корицы или гвоздики, за которой час за часом следовал вниз, как за сверкающей нитью. Иногда её запах сгущался, и он находил её поджидающей его в какой-то лощине или расселине, с мерцающей кожей.