— А, так Лэнс Нитеркотт — ваш отец? — уточняю я, делая вид, что не впечатлена этим сенсационным признанием.
Стейси разом сникает.
— Был, — вздыхает девушка. — Он умер.
А вот эта новость меня даже несколько потрясает. Не припомню, чтобы кончина режиссера освещалась в прессе. Похоже, его стремление избегать излишнего внимания не смогла изменить даже смерть.
— Мне очень жаль, Стейси.
— Ну да, всем жаль, — сухо отзывается она, даже не пытаясь скрыть горечь.
Вспоминаю один из советов Эрика: эмпатия — лучший таран. Весьма мудрый совет, и за годы работы я не раз прибегала к нему, чтобы разговорить замкнутого собеседника.
— А у меня отца не было. То есть настоящего.
Девушка отзывается на мое откровение вопросительным взглядом.
— Он бросил нас через несколько месяцев после моего рождения, — поясняю я. — С тех пор я ничего о нем и не слышала.
Признание мое, строго говоря, не совсем правдиво. Деннис Хоган вовсе нас не бросал — он получил пожизненное за изнасилование и убийство проститутки. Тем не менее в моем представлении он мертв, так что моя эмпатия не столь уж и безосновательна.
— Что ж, по сравнению с вами мне повезло. — произносит Стейси с сочувствием. — Мой папа был замечательным человеком и любящим отцом. Наверное, я должна быть благодарна за то время, что мы с мим провели вместе.
— Вы не против, если я поинтересуюсь, что случилось с вашим отцом? Он болел?
Стейси делает большой глоток воды, затем отвечает:
— В зависимости от того, что считать болезнью. Несколько лет назад он начал сильно пить. Начал пропускать репетиции, а порой и спектакли. В конце концов его перестали приглашать на постановки, и у него появилось больше времени на пьянство — порочный круг.
Подавляю порыв сочувствующе извиниться и вместо этого усиливаю эмпатию.
— У меня дядька так же кончил. Отказала печень.
— Мне очень жаль, но мой отец умер не естественной смертью. Упал с путепровода.
— Ах, какой ужас!
После короткой паузы Стейси отзывается:
— Вообще-то, это не совсем так. Он сам прыгнул.
Признание девушки пробуждает во мне чувство, которого мне столь недоставало. Я снова ощущаю «звоночек».
5
На пару секунд я лишаюсь дара речи, потрясенная откровением Стейси и одновременно вне себя от радости, что наконец-то наткнулась на стоящий сюжет.
— Ваш отец совершил самоубийство?
— Так указано в заключении коронера.
Лишиться близкого человека само по себе больно и ужасно, но мне даже не представить, каково жить с осознанием, что ты мог это предотвратить.
Я протягиваю руку и сжимаю ладонь девушки.
— Жизнь порой очень жестока. Я искренне восхищаюсь вашей выдержкой, Стейси.
— А у меня есть выбор?
— Тут уж не поспоришь.
Вдруг она выдергивает руку, и поведение ее разом меняется.
— Вы ведь понимаете, что ничего из моего рассказа о прошлой карьере и отце в интервью включать нельзя?
— Что? — ахаю я. — Почему?
— Список запретных тем, что прислала вам Трина. Я вас предупреждала, Эмма.
— Но разве вам не хочется обернуть это себе на пользу? Ведь получится захватывающая статья, которая изрядно добавит к вашей репутации!
— А мне плевать. Я не собираюсь марать память о своем отце даже малейшей связью со Стейси Стэнуэлл или «В эфире Челси». Он был величайшим театральным режиссером своего поколения, и я хочу, чтобы именно таким его и помнили. А не как отца звезды реалити-шоу или алкоголика, сбросившегося с путепровода.
— Но…
— Простите, это не обсуждается.
Я удрученно откидываюсь на спинку стула.
— Зачем же вы тогда рассказали мне?
— Даже не знаю. Наверно, мне все еще больно, а в вас есть что-то материнское.
Да уж, эмпатический подход открыл мне дверь к потрясающей истории — вот только Стейси останавливает меня на пороге. В любой другой ситуации я, возможно, плюнула бы да написала, что мне хочется, черт побери, но ей и без того не сладко. Несмотря на все ее классовые привилегии, жизнь обошлась с ней жесточайшим образом, и мне понятно ее желание не отдавать имя Нитеркоттов на растерзание прессе.
— Что ж, договорились. Только про новый фильм.
— Обещаете?
— Да, обещаю.
Улыбка возвращается на ее лицо.
Следующие полчаса мы обсуждаем новый фильм Стейси, и в итоге я остаюсь с интервью, определенно недостойным ее подлинной личности. И в довершение еще и вынуждена унизиться до просьбы автографа. Вот в какую пучину позора я готова пасть ради бесплатных углеводов.