И он уже почти непритворно всхлипнул. Та ночь для него действительно оказалась роковой, но до сих пор Цзинь Гуанъяо, предпочитая решать проблемы по мере их поступления, старался держаться.
— Лань Цзинъи, не будь таким жестоким! — осадил друга строгий юноша. — Ум и сила не всегда идут рука об руку, и не тебе судить других людей.
Цзинь Гуанъяо поспешно закивал, придвигаясь к небольшому отряду поближе. Лань Ванцзи, не интересуясь, о чем там беседует молодежь, пошел дальше одному ему ведомым путем, и все устремились за ним. Цзинь Гуанъяо, старательно делая вид, что поглощен разговором, пристроился к остальным.
Однако со временем его маневр разгадали.
— Ты что, решил за нами увязаться? — нахмурился Лань Цзинъи, осознав наконец, что новый знакомый и не думает отставать.
— Но мне же надо как-то выйти из этого леса! — старательно округлил глаза Цзинь Гуанъяо. — Если я останусь здесь один, это может плохо для меня закончиться. Неужели потеряв родственников, дом и все имущество, я обречен потерять еще и жизнь только потому, что в ордене Гусу Лань такие жестокие и черствые адепты?
Лань Цзинъи презрительно фыркнул и хотел уже произнести что-то в ответ, когда его друг мягко вмешался.
— Мы понимаем ваши мотивы, молодой господин Мо, — произнес он. — Однако очень скоро мы разойдемся и приступим к ночной охоте. Мы не сможем уследить за вами.
— Но я… — Цзинь Гуанъяо сделал вид, что беспомощно оглядывается. — Мне нужна помощь!..
Его взгляд наконец уперся в так вовремя остановившегося Ханьгуан-цзюня. Сам Цзинь Гуанъяо со всей возможной робостью придвинулся еще чуть ближе и заискивающе посмотрел ему в глаза.
— Такой сиятельный господин ведь наверняка не станет соревноваться в охоте с юнцами, ведь правда? — спросил он как можно невиннее. — Клянусь, я ничем не помешаю! Я буду вести себя очень тихо… и просто находиться рядом. А когда все закончится, вы всего лишь выведете меня из леса.
В этот момент Цзинь Гуанъяо некстати вспомнились события давних лет. Когда отец еще только притащил в Башню Золотого Карпа Мо Сюаньюя, которому тогда было не больше, чем этим мальчишкам сейчас. Никому из Цзиней не было никакого дела до очередного ублюдка, и мальчишка инстинктивно старался держаться того, от кого хотя бы не слышал ни единого грубого слова. Цзинь Гуанъяо помнил, как юный Мо Сюаньюй бросался к нему и, обнимая за талию и утыкаясь носом в плечо, ныл: «Яо-гэ, ну пожа-а-алуйста!» Желания и просьбы у мальчишки были такими, по меркам ордена Ланьлин Цзинь, скромными, что удовлетворить их не составляло труда, а Цзинь Гуанъяо всегда помнил заветы матушки, что на добро не стоит скупиться. Правда, жизнь заставила его во многом скорректировать это правило, но пожалеть немного доброты тогда, когда тебе самому она почти ничего не стоит, — это было бы уже слишком.
Сейчас тело Мо Сюаньюя все буквально напряглось в желании обхватить кого-нибудь и насладиться защитным теплом. Видимо, подобное поведение было в самой природе братца, и теперь его тело желало привычным образом отреагировать на сказанное. Однако Цзинь Гуанъяо ничуть не сомневался, что Лань Ванцзи ни в коем случае не оценит подобного рвения, и потому неимоверным усилием воли заставил себя остаться на месте. Только взгляд его сделался совсем уж невыносимо жалобным.
— Займитесь делом, — сухо велел Лань Ванцзи юношам, и те моментально рассредоточились по местности.
Сам он, развернувшись, неторопливо пошел вперед. Цзинь Гуанъяо осторожно пристроился сзади и чуть сбоку, внимательно поглядывая на своего спутника. Тот его не гнал, а плавная походка дарила надежду, что исчезать он никуда не собирается. Цзинь Гуанъяо облегченно перевел дыхание и приблизился еще на немного.
Лань Сичэнь всегда с гордостью и даже каким-то восхищением говорил о брате, что тот заботится о других и неизменно готов прийти на помощь. Глядя на ледяную, совершенно невыразительную физиономию Ханьгуан-цзюня, в это сложно было поверить, однако сейчас Цзинь Гуанъяо имел возможность убедиться, что Лань Сичэня не ослепляла братская любовь. Лань Ванцзи, каким бы замороженным он ни был, не лишал обездоленных своей поддержки.
Неспешный ход продолжался. Любого другого на месте Лань Ванцзи можно было бы назвать безмятежным — настолько спокойным выглядело его лицо, — однако, глядя на черты этого самого лица, никому бы и в голову не пришла мысль о безмятежности. Цзинь Гуанъяо не сомневался, что его спутник держится настороже, не столько вглядываясь в дорогу перед ним, сколько прислушиваясь и ощущая. Со слов Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо знал, что сильные заклинатели умеют улавливать колебания энергий, но самому ему подобного испытывать не приходилось. В теле же Мо Сюаньюя на такое и вовсе не приходилось рассчитывать.
Впрочем, ни ночная охота, ни проблемы горы Дафань Цзинь Гуанъяо не беспокоили совершенно. Все его мысли были заняты тем, как бы добраться до заветного мешочка цянькунь. Тот висел у Лань Ванцзи на поясе, и, хоть Цзинь Гуанъяо, держась позади, не мог его видеть, он самой своей душой ощущал его наличие. Посмертная сила Не Минцзюэ была такова, что чувствовалась даже на расстоянии. Наверное, именно поэтому Лань Ванцзи не стал прятать мешочек в рукав — там, в еще одном подпространстве, было бы сложнее отследить момент, когда энергия руки выплеснется за пределы временного и, увы, ненадежного узилища.
В своем собственном теле Цзинь Гуанъяо рискнул бы улучить момент и срезать мешочек с пояса. Он не сомневался в бдительности Лань Ванцзи, однако, без ложной скромности, знал и свои способности. От карьеры уличного воришки судьба его уберегла, однако ему от природы досталась исключительная ловкость рук, а несколько лет шпионской деятельности в ордене Цишань Вэнь отточили ее до настоящего мастерства.
Но телу Мо Сюаньюя Цзинь Гуанъяо не доверял. Тот с возрастом расстался с подростковой неуклюжестью, однако все равно большую часть времени оставался шумным и нескладным. О том, что сделает с ним Ханьгуан-цзюнь, поймав на краже, Цзинь Гуанъяо даже думать не хотелось.
Поэтому он продолжал тащиться за Лань Ванцзи по одной тому ведомой дороге. От руки дагэ его отделял лишь один небольшой, но очень сложный шаг, и Цзинь Гуанъяо сосредоточился на том, чтобы не упустить своего последнего шанса.
Внезапно Лань Ванцзи остановился столь резко, что Цзинь Гуанъяо едва не влетел ему в спину. Он едва-едва успел удержаться, так, что лишь его нос легонько ткнулся в водопад густых волос, обдавших запахом сандала.
А в следующее мгновение Лань Ванцзи понесся вперед так стремительно, что только готовность Цзинь Гуанъяо действовать в любой момент помогла ему не упустить свою цель из виду.
Лань Ванцзи был сильнее и выносливее и даже без всякого полета передвигался гораздо быстрее. Уследить за ним, почти исчезнувшим на горизонте, помогали только развевающиеся белоснежные одеяния, отлично различаемые в темноте. Ничего удивительного, что, когда запыхавшийся Цзинь Гуанъяо наконец нагнал Лань Ванцзи, оказалось, что тот уже вовсю с кем-то сражается.
Отдышавшись и оценив обстановку — это он сделал одновременно, не теряя даром времени, — Цзинь Гуанъяо чуть не выругался вслух, обнаружив в одном месте А-Лина и каменное чудовище, с которым, собственно, и бился Лань Ванцзи. Появившийся вскоре Цзян Ваньинь ничуть не улучшил ситуации, тут же вступив с племянником в препирательства. Глава Цзян возмущался, что А-Лин не позвал на помощь, а тот огрызался, что ему велели без добычи не возвращаться. Орали они друг на друга так, что почти полностью заглушали звуки сражения, и Цзинь Гуанъяо с тоской подумал, как он, оказывается, мало знает о собственном племяннике. С ним самим А-Лин никогда так не разговаривал, даже если был раздражен или зол. Цзинь Гуанъяо хотелось бы думать, что это из-за того, что к нему племянник испытывал больше симпатии, однако в этот момент он особенно остро осознавал, что дело обстояло с точностью до наоборот. Отношения Цзинь Гуанъяо с А-Лином были ровными, потому что он никогда ничего особенного от мальчика не хотел и не ждал. С главой Цзян же тот явно чувствовал себя внутри семьи, и потому не считал нужным скрывать никаких чувств.