— Это он! Это он призвал ее сюда! — госпожа Мо обвиняюще ткнула в Гуанъяо пальцем, и тот невольно попятился.
Дагэ он, разумеется, не призывал, однако к появлению этого чудовища свою руку Цзинь Гуанъяо приложил. Но к счастью, знал об это лишь он сам. К тому же внимание окружающих привлек второй юноша из Ланей, издавший вдруг вопль:
— Да вот же он!
Наклонившись, парнишка, чересчур растрепанный для всегда собранных адептов Гусу Лань, выдернул за торчащий из рукава иссушенного трупа кончик флага, призывающего духов.
— Наш шестой флаг! — заявил юноша, взмахивая вновь обретенной вещью. — Я же говорил, что его кто-то украл с крыши!
— Мой сын не вор! — тут же возмутилась госпожа Мо, и у Цзинь Гуанъяо наконец сдали нервы.
— Да потом разберетесь со своими флагами и воровством! — выкрикнул он. — Посмотрите на…
Но призыв его запоздал. Господин Мо осел на пол, отощав еще сильнее и скукожившись, будто пролежал трупом уже длительное время. На месте его левой руки лишь осел пустой рукав.
— Где… — заозирались было юноши, а взгляд Цзинь Гуанъяо сам собой уткнулся в искомое.
Один из слуг, высокий жилистый парень с глумливым лицом, шел уже прямо к нему, и левая рука, гораздо длиннее правой, угрожающе покачивалась на ходу. Цзинь Гуанъяо попятился, а затем и вовсе выскочил во двор. Остальные почему-то сочли это за пример, и тоже ломанулись следом.
«Он меня узнал! — в панике думал Цзинь Гуанъяо, перепрыгивая через порог и ласточкой вылетая во двор. — Дагэ меня узнал!»
Но ни простые люди, уже явно жалевшие, что сбежались на шум в доме Мо, ни юные заклинатели этого, казалось, еще не поняли. Для них это по-прежнему был злобный дух, крушащий все вокруг и набрасывающийся на кого попало.
Один из юных адептов вспомнил о том, что давно пора выпустить сигнальный огонь. С тем, что происходило в деревне Мо, ученикам справиться было не под силу. В темное небо взмыли серебристые искры с голубым отливом. Это, несомненно, обнадежило бы Цзинь Гуанъяо, если бы он не помнил, с каким напором и ураганной стремительностью умел действовать дагэ.
Даже если это была всего лишь одна его рука.
Вот и сейчас уже и слуга упал замертво, а рука переместилась на кого-то еще. Цзинь Гуанъяо встревоженно озирался, но в беспорядочной толпе у него не получалось почувствовать правильное направление. Он понимал, что это страх сбивает его с толку, но все равно никак не мог заставить себя сосредоточиться.
Дагэ воистину был неугомонен! Был таким при жизни, остался таким, когда стал трупом, и даже по частям никак не мог усидеть, точнее, упокоиться на одном месте! А ведь Цзинь Гуанъяо так хорошо запрятал все по разным, максимально удаленным друг от друга местам. Позаботился подыскать для этих частей самые темные места, где буквально фонтанирующая злоба терялась на общем фоне. Цзинь Гуанъяо понимал, что сейчас отнюдь не лучшее время для размышлений, но только они и не давали ему окончательно погрузиться в пучины паники.
Выбралась рука сама или ей помогли? Если первое, то, как только он вернется в собственное тело — если вернется, — необходимо поскорее проверить остальные места. Сбежала одна рука — может сбежать и все остальное. Пожалуй, следовало не лениться, а накромсать кусочки поменьше. Сюэ Ян, кажется, и вовсе предлагал прокрутить фарш — ну вот чего стоило согласиться? Фарш уж точно не может прийти ни по чью душу. А если каким-то чудом и сможет…
Цзинь Гуанъяо зажмурился и, помотав головой, проклял свое богатое воображение. Летающий за ним по пятам лютый фарш не успокаивал совершенно.
Лучше уж подумать о том, как действовать в случае, если руке освободиться помогли. Кто были эти люди, и какие цели они преследовали? Было это случайностью или намеренным деянием? Знали ли они, чья эта рука? Знали ли, кто ее туда упрятал? А самое главное, знали ли они про него, Цзинь Гуанъяо, и про его роль во всей этой истории?
Цзинь Гуанъяо перевел дыхание и снова переместился на относительно свободное пространство. У него имелся соблазн попытаться затеряться в толпе, однако мешала застарелая фобия. С юности, едва только осознав, что выше он уже не вырастет, тогда еще Мэн Яо опасался оказываться в середине толпы. Его никто не видел, и ему не было ничего видно. Даже детей в толпе хоть как-то оберегали, но он-то был взрослым парнем, и с ним никто не церемонился. Заняв не последнее место в ордене Ланьлин Цзинь, а затем и вовсе возглавив его, Яо избавился от угрозы быть стиснутым толпой, да и сейчас хлипковатая для заклинателя, но достаточно высокая среди обычных людей фигура Мо Сюаньюя уберегла бы его от этого, но от прежних воспоминаний оказалось нелегко избавиться. Даже в ином теле страхи остались старыми. К тому же, убеждал он себя, на открытом пространстве ему проще будет отследить приближение руки дагэ.
Толпа не расходилась, видимо, благоразумно решив, что лучше находиться возле заклинателей, нежели вдали от них. У тех имелся хоть какой-то шанс совладать с темной тварью. Обычные же люди не только не обладали никакой защитой — все видели, что даже талисманы на проклятой руке сгорали в момент, — но и не могли даже надеяться протянуть хоть немного, попав под ее влияние. Присосавшись к телу, рука высушивала своего носителя за мгновения.
Рука дагэ, оторвавшись от очередного тела, зависла в воздухе, словно озираясь. Цзинь Гуанъяо осторожно, небольшими шагами предпринял стратегическое отступление за спины юношей из Гусу Лань — и вовремя. Рука, будто почуяв его, рванулась в ту же сторону, но один из мальчиков оказался у нее на пути. Ярко вспыхнула защитная вышивка на ханьфу, и руку ненадолго отбросило назад.
— Ваши ханьфу! — выпалил Цзинь Гуанъяо, в который раз вознося молитвы за дотошность и старательность ордена Лань. Он обязательно найдет способ поблагодарить Лань Сичэня за прекрасную организацию — если, конечно, ему доведется пережить эту ночь и вернуться в собственное тело. — Попробуйте ее спеленать!
Юноши замешкались на мгновение — строгие правила не допускали разоблачение у всех на виду, — однако перед лицом нешуточной угрозы они выбрали все же последовать совету. Сразу несколько верхних халатов полетело в сторону руки, и в скором времени та превратилась в кокон.
К сожалению, ненадолго. Рука дагэ билась, как вытащенная из воды рыба, и защитная вышивка на ханьфу, испустив несколько ярких вспышек, вскоре и вовсе заполыхала сплошным зеленым пламенем.
«Мамочка! — в отчаянии подумал Цзинь Гуанъяо, вновь отступая назад. — Мне нельзя умирать! У меня же столько всего еще не сделано! Смотровые башни не достроены, новая общеобразовательная программа для всех заклинателей через Совет кланов не проведена, А-Лин еще совершенно ни к чему не готов! И… и… и я так еще и не переспал с Лань Сичэнем!»
За последнее было особенно обидно. Если бы Цзинь Гуанъяо знал, что погибнет во цвете лет, то обязательно бы решился признаться в своей любви! И, возможно, успел бы урвать свой кусочек не заклинательского, а простого человеческого счастья. Ну а если нет, то, пожалуй, и умирать было бы не так обидно. Страшно — да. Но все же не обидно.
Но как умирать, если даже не знаешь, будет Лань Сичэнь лить о тебе слезы, жалея, что тоже не сделал первого шага… или же не будет?
Разлившиеся в воздухе звуки гуциня легли бальзамом на изрядно потрепанное ужасом сердце.
Цзинь Гуанъяо облегченно выдохнул и позволил себе на мгновение прикрыть глаза. Ноги его едва не подкосились от накатившей слабости, однако он постарался взять себя в руки.
Очень вовремя, ибо в этот момент рука дагэ прорвала остатки ханьфу и, пользуясь тем, что все радостно заозирались, позабыв про нее, бросилась прямо на Цзинь Гуанъяо. Тот, не медля, рванул к высокой белоснежной фигуре и юркнул за широкую спину.
Несмотря на терзающий его душу страх, Цзинь Гуанъяо едва удержался от истерического смешка. Сложившаяся ситуация до боли напоминала ностальгическую картину — про те давние года, когда он был вынужден прятаться за спиною Лань Сичэня от разъяренного Не Минцзюэ.