Джейн тотчас пронзила мысль, что эту виллу она не сможет продать ни при каких условиях. И если Роберто будет неприятным соседом, что ж, придется потерпеть. В одном Онор безусловно оказалась права: это было совершенно особенное место, и Джейн нигде более не чувствовала себя столь же замечательно. Стоило ей приехать, как она уже была счастлива.
Она хотела сразу по приезде позвонить Роберто, но решила не спешить. Лето стояло великолепное, дни шли за днями, Джованни с удовольствием плавал в бассейне. Вилла теперь превратилась в спокойнейшее и тихое место, поскольку ее уже не осаждали многочисленные друзья Онор.
Пришла осень, а Джейн так и не собралась с духом позвонить Роберто. Но вот уже и Рождество на носу, и Джейн решилась: ради ребенка следовало провести праздники вместе с принцем. Мажордом ответил ей, что принц сейчас в Риме и слишком болен, чтобы в этом году приехать в свой замок.
— Слишком болен?! А что с ним? Он в больнице?
— Нет, принсипесса, он у себя дома. — Из трубки послышался затем какой-то совершенно непонятный стон. — Принсипесса, он ведь умирает…
Никогда прежде она не собирала вещи с такой поспешностью. И никогда прежде Гвидо не мчал с такой головокружительной скоростью. Джейн была не в состоянии ждать поезда, и Гвидо повез ее прямиком в Рим. Когда они приехали, Джейн выскочила из автомобиля прежде, чем тот остановился. Знакомый старик открыл ей ворота: теперь он согнулся еще сильнее, видимо, от горя. Увидев Джейн, он чуть было не расплакался, быстро и неразборчиво залопотал по-итальянски. Джейн взбежала по мраморным ступеням. Толкнув дверь в апартаменты Роберто, Джейн натолкнулась на медсестру и медбрата.
— Никаких посещений! — сказали они чуть ли не хором. При этом медбрат взял Джейн за руку и выпихнул за дверь.
— Дайте пройти, я — принцесса Виллициано и требую, чтобы вы пропустили меня к моему мужу. — Это был первый случай, когда Джейн отрекомендовалась подобным образом. Должно быть, она произнесла эти слова подобающим тоном, потому что ей тотчас позволили войти. Пройдя через приемную, Джейн осторожно открыла дверь в спальню, на цыпочках подошла к роскошной постели и застыла как вкопанная: на постели спал дряхлый старик. Его худоба лишь подчеркивалась пышностью и богатством ложа. Роберто всегда был загорелым, — у этого же человека был какой-то нездоровый, желтоватый оттенок кожи. Должно быть, произошла какая-то чудовищная ошибка: кто-то пытается таким образом подшутить над Джейн… Человек на постели открыл глаза, прекрасные темно-карие глаза. Джейн приоткрыла рот от изумления: глаза были глазами Роберто, какими она их запомнила.
— А, контесса пожаловала… — Взяв ее руку, он с огромным усилием поднес ее к губам. — Приехала все же… — Слова более походили на тихий вздох.
— Роберто, дорогой, что с тобой?! Что произошло?! Сколько времени ты уже в таком состоянии? — Вопросы вылетали один за другим.
— Прости меня, дорогая. Я понимаю, что выгляжу совершенно непотребно. Это вовсе не тот Роберто, которого ты знала. Трудно поверить, что я — это он и есть, правда? — Он попытался улыбнуться.
— Но почему ты не сообщил мне?!
— А какое у меня право?
— Ты должен был немедленно послать за женщиной, которая все еще любит тебя.
— Так вы еще любите меня, контесса?
— Я никогда и не переставала любить тебя, дорогой.
— И у тебя никого после меня не было?
— Не было, мой дорогой.
— Значит, это еще большая трагедия. — Он вздохнул.
— Но что приключилось с тобой, скажи.
— У меня лейкемия. Болезнь развивается на удивление быстро. Я совершенно не чувствую боли, хотя постоянно испытываю страшную усталость.
— Америка! Надо срочно ехать в Америку! Немедленно! Они там достигли поразительных успехов в лечении таких заболеваний, — с отчаянием в голосе выкрикнула она.
— Нет, сладкая моя. Уже поздно, пришло время умереть.
— Ты не должен так говорить! Я не желаю слышать ничего подобного! Я сделаю так, что ты непременно будешь жить.
— Подобно тому, как я сделал так, что ты полюбила меня? Помнишь, ты как-то сказала, что это невозможно? — Он рассмеялся, однако на это ушли чуть ли не все его силы. Роберто прикрыл глаза. Джейн обняла его, испугавшись, что он, чего доброго, умрет у нее на глазах от потрясения, и именно тогда, когда она вновь обрела его.
— Какими же мы были дураками, Роберто! Чертовски безмозглыми гордецами, — сказала она, когда Роберто открыл глаза и улыбнулся.
— Быть гордецом и глупцом — это очень просто, когда уверен, что впереди у тебя целая жизнь… А хорошо все же, что ты приехала. Ты как, намерена остаться? Будешь со мной до конца?
— Дорогой мой, ну разумеется. Я буду с тобой — как и тогда, когда мы жили вместе. На сей раз тебе не удастся так просто от меня отделаться, — попыталась было пошутить Джейн. Роберто удовлетворенно вздохнул и задремал.
Пока он спал, Джейн беседовала с врачами. Они в один голос заявили, что в создавшейся ситуации решительно ничего нельзя сделать. Везти его в Америку совершенно бессмысленно, тем более что к нему уже приглашали лучших специалистов, в том числе из Соединенных Штатов. Доктора добавили, что ее приезд — самое лучшее лекарство для Роберто. Потому как за время болезни он очень часто вспоминал Джейн.
— Я так ненавижу этот дом. Он такой мрачный, тут любой почувствует себя заживо погребенным. А разве нельзя перевезти Роберто в замок? Он любил замок больше всех прочих домов. Я уверена, там ему стало бы гораздо лучше.
— Очень сомневаюсь, что он выдержит дорогу, принсипесса.
— Мы могли бы доставить его туда самолетом.
— Я категорически против любого перелета.
— Сколько же в таком случае ему осталось?
Вопрос повис в воздухе. Ни у кого из врачей недостало смелости, чтобы ответить Джейн.
— Месяц, принсипесса, и это — в самом лучшем случае. Она резко отвернулась. Месяц! Но это же просто немыслимо!..
Весь дом, казалось, был наполнен мрачным торжеством смерти. Слуги со скорбными лицами бесшумно скользили по комнатам, окна были закрыты ставнями. В палаццо воцарилась атмосфера отчаяния и скорби.
Прежде чем Роберто проснулся, Джейн распорядилась, чтобы все ставни немедленно открыли: Роберто очень любил солнце, и солнечный свет ничего, кроме пользы, ему бы не принес. Если уж и суждено ему было умереть, то не в этой же мрачной атмосфере! Джейн приказала также принести цветы в горшках и, кроме того, под страхом увольнения запретила слугам ходить по дому с такими скорбными лицами: при виде Роберто им надлежало улыбаться и вообще всячески демонстрировать свое хорошее настроение. Когда Роберто проснулся, все банки, склянки, лекарства — вообще все, что напоминало ему о болезни, исчезло. С его прикроватного столика унесли все бутылочки, все лекарства, а вместо этого по распоряжению Джейн поставили шикарные живые цветы. Ему в комнату принесли мощную стереоустановку, и он мог теперь наслаждаться великолепной музыкой. И перво-наперво Джейн проиграла ему того самого Малера, с музыки которого много лет назад и началось их знакомство.
— Мне уже лучше. — Он попытался улыбнуться. — Дом теперь походит на дом, а не на склеп, как прежде.
Придя в свою комнату, Джейн убедилась, что тут все осталось по-старому. В шкафах висели ее платья, на туалетном столике, как и прежде, стояла ее косметичка. По нескольку раз на день Джейн меняла платья, хотя они и сделались теперь немодными. Она особенно тщательно приводила себя в порядок, стараясь для Роберто. Тем более что у него была потрясающая память и он помнил, где и когда был приобретен тот или иной наряд, когда она впервые надела его, куда именно они в тот день отправились на обед или ужин, кого именно встретили.
Всякий вечер она с особенной тщательностью готовилась ко сну, как если бы ожидала прихода любовника, и каждую ночь ложилась рядом с Роберто, держала его за руку, разговаривала, если ему не спалось. В его взгляде читалось затаенное желание: Роберто по-прежнему хотел ее.
Джейн боролась за его жизнь со страстью тигрицы — и он почувствовал некоторое улучшение. Объявленный врачами месяц миновал, а Роберто все еще был жив.