— Помоги и тебе господь, пусть обернется выгодой каждая монетка! Чтобы и впредь было кого на рынок вывести!
— И на тебя не напороться! — пошутил старик.
Поросенок перекочевал из рук в руки.
Теперь предстояло найти ему место в автомобиле.
Мать во что бы то ни стало хотела держать его подле себя, твердя, что на заднем сиденье места хватит.
— Он там все запачкает, мама.
— Да? Мне бы какой мешок, я бы туда его сунула.
— Задохнется.
— Нет. Будет себе дышать сквозь мешковинку, как ни в чем не бывало. Ты бы спросил, нет ли какого мешка в лавке…
Андрия стоял на том, что поросенку неплохо будет и в багажнике, на соломе, которую он готов принести с какой-нибудь телеги. Но мать недоверчиво качала головой: автомобиль, Андрия, штука непонятная, коварная, всего можно ждать. Вдруг на ухабе багажник откроется? Кабанчик выскочит и только его и видели. В два-три дня одичает в лесу, и тогда уж ничем его не заманишь. Много лет назад у нее сбежал поросенок, не из машины, конечно, с телеги. В первые дни еще удавалось подманить его на зерно, но прикоснуться к себе он так и не дал. А потом уже и на корм не приходил. Носился по кустам, совершенно одичавший. Никогда она не перестанет о нем сокрушаться, и зиму ту зимовала без мяса, без скоромной пищи.
А этот кабанчик очень ей нравится. И с виду, и повадкой — хорошую, спокойную породу сразу узнаешь. Такой не подведет, будет и сало, и ветчина, если, конечно, щедро подливать ему в корытце.
Она проверила, прочны ли стенки багажника, надежен ли запор, и согласилась.
— Сынок, а тут-то он не задохнется?
— Нет. Я так устроил, что туда поступает воздух прямо с гор. А ты могла бы, между прочим, купить поросенка и дома.
— Нету там таких.
— Отличник по всем статьям!
— Конечно, парень хоть куда!
Вот она, природа человеческая, подумалось Андрии. В городе места себе не находила, руки на себя наложить пыталась. И вот, пожалуйста: строит планы на будущее.
Справа, из придорожной гостиницы, доносился гомон. Андрия навострил уши:
— Что-то случилось…
— Да ничего там не случилось. Встретились люди, разговаривают.
— Ладно, может, это и называется разговором. Орут, точно через горы перекликаются.
Запах давно желанного жареного барашка щекотал Андрии ноздри. Ему захотелось войти внутрь.
— Возьмем барашка и вина?
— А есть на что?
— Найдется.
— Ты перво-наперво спроси, горячий ли. Холодного не бери.
Она тогда только успокоилась, когда увидела, как подрумяненную, с корочкой, тушку барашка сняли с огня и на большом пне рассекли на части.
— Мне, хозяин, седлышко. Килограмм.
— Андрия, куда ж столько?
— А что? На двоих.
— Много… И не спросил почем, разве можно так?
— Не беспокойся, не пропадет. Что останется, возьмем с собой.
Зал был полон; люди галдели, переговаривались во весь голос; все, сидя кто со стаканом, кто с бутылкой в руке, посматривали в сторону пня с таким нетерпением, точно их ждало даровое угощение.
— Погоди, обожди, сперва — господину с его матушкой! — кричал хозяин, пробиваясь к столу, у которого сидели Андрия и мать.
— Извольте, угощайтесь! Такого барашка нигде больше не отведаете, будьте уверены! А не понравится седло — верните, подадим лопаточки. Лопаточки — пальчики оближешь!
— Еще литр красного, — говорит Андрия.
— Пол-литра, — поправляет мать.
— Ладно, пол-литра вина и кувшин воды. Ключевой, холодной.
Барашек превзошел все их ожидания. Он пах молоком и розмарином. И хлеб домашней выпечки, пшеничный, с примесью кукурузной муки был только что из печи.
— А я боялась, надует, — сказала старуха. — Вишь, что просили, то и принес — седло. Знает, чтоб ему сдохнуть, кому лучший кусок подкинуть! Кто на машине приехал. Голытьбе и кости сойдут!
— Вкусно?
— Эх, сынок, не всякий день на столе барашек!
Старуха сосредоточенно ела. Почти беззубая, она ловко помогала себе пальцами, крошила хлеб, разрывала мясо, отправляя в рот довольно крупные кусочки, с удовольствием разжевывала, глотала, будто вернулась с поля, а не из больницы. От первого глотка вина она содрогнулась, но потом исправно допивала до дна все, что наливал ей сын.
— Чувствуешь, Андрия, как лозою пахнет?