— Да, конечно.
— Ну, в жизни своей так не ела, не пила! — Она улыбнулась. — А ты чего не пьешь?
— Мне нельзя.
— Почему?
— Милиция остановит.
— Вот беда-то… А мне, значит, можно?
— Можно. Ты же не за рулем.
— Ну да, спьяну можешь и в канаву сковырнуться, — сообразила она и, чуть помолчав, добавила: — Надо было, Андрия, и девочку взять. Детишки любят ездить. То-то была б ей радость!
— Ты же знаешь, ей в школу надо.
— Не пропала б твоя школа один денечек и без нее.
Мать задремала на мягком сиденье, едва они выехали из Брестика. Сначала, сопротивляясь сну, смотрела в окно, а потом свернулась в уголке и закрыла глаза. Внезапно машина стала, и она проснулась.
— Сбежал, да? Сбежал?
— Кто сбежал? — Вымазанный, нахмуренный Андрия, подняв капот, копался в моторе.
Услыхав доносящееся из багажника похрюкиванье, старуха поняла, что ошиблась, умолкла и высунулась из окошка — посмотреть, чем занят сын.
— Сдох, чтоб ему!
— Да не сдох, Андрия, слышишь, голос подает!
— Слышу! Мотор сдох! Машина!
— Застряли, бес ее возьми?
— Застряли! Уделалась нам с тобой на радость! На мягком ходу, с амортизаторами! Швабский гроб на колесах, в бога ее…
Мать выбралась из машины, подошла к Андрии, нагнулась над черным грязным клубком деталей и всяческих проводков:
— Андрия, не бери греха на душу, не поноси бога! Неужто нас эти железки везли? Слава тебе, господи, хоть досюда-то доехали!
Андрия взъерошил волосы перепачканными машинным маслом пальцами, задумался. Свечи в порядке, аккумулятор тоже. Что-то неладно, а что — непонятно. До подножия горы худо-бедно дотянули, а чуть пошло в гору… И почти у самого села! Черт бы побрал и мотор, и село — кто его только туда загнал, на самую верхотуру! Известно кто: турки! И в войну оно горело — итальянцы подожгли, да только опять же не сгорело!
— Застряли, говоришь?
— Застряли, мама.
— Я как чувствовала! Ладно, тут близко, пешком дойдем.
Андрия налился кровью.
— Пешком, да?! Товарищ полковник с маменькой и с поросеночком на руках, да?
— Сыночек, поросеночка я возьму…
— Не возьмешь! Марш в машину и тихо сиди, носа не показывай, если бога помнишь!
— А может, сходишь в село за волами?
— Никуда я не пойду! Или починю, или подожгу! Мало я их в войну спалил, этих черепах итальянских да немецких! И эту к ним отправлю!
Он сунул голову под крышку капота и погрузил руки в разогретый мотор.
— Надо же засесть именно тут! Первый раз в родное село отправился на машине и — на тебе! Соседи со смеху помрут!
Старуха робко выглядывает из окошка: сказать? промолчать? Все-таки не удержалась:
— Может, керосин кончился?
— Молчи, мать, богом тебя заклинаю!
Бензина, отправляясь в путь, он залил на пятьсот километров. Сколько же они отмахали? Не узнать, счетчик тоже не работает. Тьфу! То ли насос барахлит, то ли нарушена подача бензина… И именно здесь, когда они уже почти у цели! Такую дорогу одолели, могли бы уж как-нибудь протянуть еще сотню метров. Да вот — не смогли.
Вдруг ему пришло в голову, что причина и в самом деле в горючем, в том, что бензин не поступает в карбюратор. Если они двинут в гору задом, он естественным образом потечет, куда следует. Андрия уселся за руль, снял машину с ручного тормоза, включил вторую скорость, выжал сцепление, а потом, сняв ногу с педали, рывком вывел автомобиль с ухабистой дороги на обочину. Машина повернулась багажником к горе, и мотор заработал.
— Андрия, я назад не поеду! Не хочу в город. А я не знала, что и в машине есть водопровод!
— Бензовод, мама.
— Завелась, мерзавка, слава богу!
Андрии уже ясно, что ехать придется пятясь: бензобак должен быть выше карбюратора. Он дал газ и под рычание и вой мотора они двинули к вершине, где стояло село. Гладкие шины скользили по траве, под ними скрипели камни, осыпался песок, «олимпию» заносило то вправо, то влево, она виляла задом, подскакивала, в багажнике верещал перепуганный поросенок, мать кричала, что не хочет въезжать в село раком, разным пакостникам на радость. Андрия честил бога и всех святых и все жал, поддавал газу, мечтая об одном: не останавливаясь добраться до цели.
Так они и влетели во двор кума Дуяна Брекала, чего вдруг у самой околицы потребовала старуха: Дуян присматривал за ее домишком и остатками имущества, которое она, собираясь с сыном в город, не захотела продавать.
Спятивший автомобиль, задом въезжавший в его двор, вверг Дуяна в ужас, какого он не испытывал никогда в жизни. В белых кальсонах, почесывая мохнатые голени, сидел он на крылечке, дожидаясь, пока жена выгладит ему брюки для похода «вниз» — за табаком и прочими мелочами. Машина замерла у самого порога; он едва успел вскочить, спасая ноги.