— Да что ты городишь? Какого черта? — Дарка в основном смотрит на выпученные в красных прожилках белки Дуйо. Рассмеялась, тряся животом, и тут же угомонилась, ждет, что дальше будет.
— Зачем ты его поднял на каменицу? А? Это ведь грех, хе, хе, хе. — Бидон принимает сторону Дарки.
Бабца вошел в клеть и сразу, от двери, дотянулся рукой до камня.
— Зачем поднял на каменицу? Затем, что красивый! Вот зачем. Он ведь не только хороший гнет для пршуты, но и украшение. — Погладил камень. — Красивый.
— Прямо как скульптор его вытесал, — говорит Бидон. — Дааа, знали, что делали… — И вдруг повернулся к Дарке. — Это Дарка его выдрала, чтоб никто не споткнулся. Эх… — Он уставился на Даркины груди.
— Прекрасный камень, — вышел на порог Бабца. — Дар божий!
— Ха-ха-ха! А как же! — Дарка почесала нос тыльной стороной ладони. Любопытство ее разгоралось. Левую руку она уперла в бок, а в правой все еще покачивалась ложка. — И что в этом такого, а? — обращается она к Бидону. Голос мягкий, воркующий.
— Ух! — У Бидона волосы зашевелились от восторга, мурашки пробежали по рукам. Он уловил запах Дарки. Особенно же проникал в душу ее дразнящий голос. Свирель, да и только. Он подошел поближе: — Где такую найдешь? Тут было бы за что подержаться…
— О, дьявол тебя побери!
— Гони, курица, что склевала, вот что! — вскричал Дуйо. — И шепнул Бидону: — За все ответит! — Потом Клину, серьезно: — Признайся, такого камня и в Риме не сыщешь! — разошелся Дуйо.
— В Риме? — удивилась Дарка. — Да что он несет? В Риме! — повернулась к Бидону, расхохоталась. Это его воодушевило. Он уже считал себя победителем.
— Подумаешь, камень! — Только теперь Клин снизошел вступить в разговор. — Ха, ха, ха. В Риме? Да камней кругом сколько душе угодно, всюду, куда не глянешь. Другого б чего-нибудь столько…
— Аааа… Другого чего-нибудь! Давай говори, чего! Чего тебе не хватает? Видали, видали! — ликовал Дуйо. — Сам не знает… чего. Эээ, дорогой мой, теперь не выкрутишься, нет. Это тебе так не пройдет, отломить кусок от нашего села! Брат братом, а деньги не родня, ха, ха, ха. Что, Дарка, не правда? За такое платить надо, не так, что ли?
— Платить? — Это слово Дарка знала хорошо. — За что ж платить?
— Своротили кусок набережной?
— А иди ты знаешь куда… Какой еще набережной? Камень давно ничей, все рукой махнули. Кому до него дело? Лет пять-шесть как на весу. Недолго с ним заодно и в море свалиться, ребенку там или старому человеку.
— Да брось ты политику, — разговорился наконец Бабца, — вытащит он пршуту, испечет барбулю и сепии и без этого камня.
Бидон рассудительно:
— Сегодня ловились, не бойся. И сепии, и барбуля! — Испуганно глянул на Дарку — не обиделась ли?
— А, вот оно что! Значит, вам барбули захотелось! — Клину стало все ясно. — Для того вы и притащились сюда через поле? Вот оно что! Гм, гм…
— Сам понимаешь, — зевнул Бидон. — Рука руку…
— Еще чего? — посуровела Дарка, вытирает руки передником, будто собирается отделать Бидона, если сунется..
А он охватывает ее добродушным и дружелюбным взглядом почти как союзника, как свое сокровище. Его волновал уже один ее вид: живая, цветущая, в старой тесной одежде — обтянутая безрукавка, под ней сорочка с короткими рукавами, поверх черной тонкого сукна юбки, торчащей как зонт, передник, а из всего этого выпирала бело-румяная загорелая плоть, и складки, складки, на груди, вокруг пояса. Рехнуться можно! Дарка нахмурилась, недоумевая, приоткрыла сверкающие зубы.
Дуйо обрадовался перемене. Подошел к Дарке, стараясь оттеснить от нее Клина.
— Силой ничего не возьмем, не бойся! — схватил ее за руку. — Ух ты! Тресни она меня своей ручкой, на ногах не удержишься.
— Ясно, не удержишься! — Бидон повернулся к Дарке: — Только он всегда на ноги встает, как кошка, хоть в нем и сто двадцать кило.
— А что, я могу… — замахнулась Дарка.
— Ха, ха, ха. — Дуйо загоготал так, что задрожали стены. Нагнулся к ее уху. — Провалиться мне на месте, хороша ты!
— Тебе б можно отважиться лечь с ней! — И тише: — Прямо тебе корабль! У стенки! — Бидон понял, что ему ничего не достанется.
— Конечно, слов нет, стать-то какая! — Дуйо отдает должное Клину.
Клин сморщился, нахмурился, задумчиво смотрит в землю.
— Ступай, Дарка, сама понимаешь, — проговорил он недовольно.
— Вишь, не так уж тяжело столковаться, — говорит Бабца. — Таким ты мне нравишься. В самообороне. Как положено. Людям нужен человеческий разговор.