Житель Витеза в рубахе из французского хлопка (а этого не скрывает сам задержанный) был для него прекрасным предлогом излить гнев маленьких людей, наделенных маленькой властью, которая тем сильнее, чем слабее жертва.
— Да ты взгляни на себя, какой ты недоросток! — наседал Юсуф на Бейтулаха.
— Бог не дал мне высокого роста, верно. Но такой я по воле божьей, — ответил Бейтулах.
— А ты знаешь, что из-за твоей куцей рубашки поссориться может Босния с Францией?
— Откуда мне знать? — удивился Бейтулах.
— Узнаешь, когда французы придут на эту самую площадь из-за тебя и из-за твоей рубахи! Они, Бейтулах, покупают в Египте хлопок не для того, чтобы одевать тебя в Витезе; вот придет завтра на это самое место француз и спросит: «Откуда у тебя рубаха из моего хлопка?» И что ты, Бейтулах, ему ответишь? Украл у него, скажешь.
— Дети его с кустов собрали, — стоял на своем Бейтулах.
— Это французу без разницы.
— А я это перед всеми повторю, — твердил Бейтулах. — И перед богом, и перед людьми, и перед тем французом: нет на мне вины, дети его насобирали.
— Тебя и каймакам призовет к себе и спросит: откуда у тебя, Бейтулах, эта рубаха? Раньше носил посконную, а теперь из хлопка! Откуда ты, Бейтулах, из Египта или из Витеза? Если по рубахе судить, то из Египта. И не будет дожидаться, пока ты расскажешь, как ветер разнес хлопок и дети его собрали; нет, сразу отдаст тебя мне, а я, Бейтулах, вешаю. Могут и французы повесить, не думай, что они далеко и их не надо бояться, вон они на постоялом дворе «Колобара» живут, в трактире «Франс Колобара», они его нарочно арендовали, чтобы оттуда наблюдать, куда девается их хлопок. Каймакам может отдать тебя на суд французам, потому что рубаха-то из их хлопка, а уж они вернут тебя мне, и я приведу приговор в исполнение; кто бы тебя ни судил, все равно попадешь в мои руки, и я тебя казню.
— Ну и казни. Дети этот хлопок собрали, — повторял свое Бейтулах.
— Ты это уже сто раз сказал. Это не объяснение. Лучше скажи, зачем ты притащился в Сараево не в базарный день да еще разгуливаешь здесь в хлопковой рубахе, а как раз сегодня французский консул отправился к каймакаму из-за этого самого хлопка?
— Откуда я знаю зачем? Было время, и пришел, — объяснил Бейтулах.
И тут раздались голоса из толпы, глазевшей на то, что делал с человеком стражник из-за рубахи.
— По моему разумению, это честный человек, — говорит один.
— Какой же он честный человек, если на нем рубаха из хлопка, — возражает другой.
— Дети собрали… — вставил Бейтулах.
— Счастье еще, что он такой маленький и рубаха у него маленькая, а значит, и вина маленькая и наказание должно быть маленьким. Одно должно соответствовать другому, — раздался голос третьего.
— Правильно! По рубахе и наказание, — поддерживал кто-то в толпе зевак.
— Рубаху ему измерят, — заверил стражник. — Наши ее измерят аршином, а французы из трактира «Франс Колобара» — метром, потому как в ходу у них метр, а не аршин. Бейтулаха всего перемеряют и аршином, и метром. Начнут с плеч, потом велят руки вытянуть и их измерят. Наши аршином, а французы метром. И по этим двум меркам точно узнают, сколько украденного хлопка пошло на рубаху, а как измерят, возьмутся описывать, каков Бейтулах изнутри и каков снаружи. И по этому будут судить, есть ли у него наклонность к кражам, может, он еще чего украл, кроме французского хлопка. Само собой, и наши и французы спросят, что у него есть дома, перепишут все его имущество.
— У меня есть корова и козы, — признался Бейтулах.
— Это ты французам расскажешь. Вот так-то, люди, вся Франция будет знать, сколько у Бейтулаха коз, сколько земли и сколько детей; у них так: ежели поймают преступника, все о нем запишут.
— Дети есть, а земли нету, — уточнил Бейтулах.
— Ну, французы продадут и дом его, и землю в счет украденного хлопка.
— У меня есть дом и дети, — повторил Бейтулах.
— Детей твоих не тронут, а эту рубаху с тебя снимут, и будет она уже не твоя, а государственная.
Для стражника не было лучшего случая показать простому люду свою осведомленность в том, что будет с крестьянином из Витеза, когда два государства начнут передавать его из рук в руки и допытываться, как его имя, откуда он и почему воровал; через него узнают и про других воров — и тогда наступит конец хищениям французского хлопка в Боснии. А иначе французы рассердятся на Боснию и сначала добром потребуют расплатиться за хлопок, а ежели Босния откажется, они возьмут свое силой, и тут уж без крови дело не обойдется.